Апсихе - [15]

Шрифт
Интервал

С самого начала троица буквально приковывала внимание Апсихе деформированными и яркими деталями внешности, умом, который уже пятнадцать лет трудится в направлении невытруживаемой вещи — физического человеческого акта, и глазами, изо дня в день направленными на тело человека. И ртами, изо дня в день использующими слова, обычными людьми произносимые в тысячу раз реже, и мыслями, в тысячу раз реже приходящими в головы обычных людей. Эта троица, устроившаяся в своей с первого взгляда сияющей, однако пахнущей какими-то невообразимыми физиологическими запахами конторе, из всех людей, за жизнь встреченных Апсихе, была ближе всего к той такой дорогой для нее, хотя и до сих пор почти непознанной вещи. Ближе всего к наиблагороднейшему благородству, мудрейшей мудрости и чистейшей чистоте. Ближе всего к встрече теплых тел.

Апсихе провела с троицей почти три часа, лучшие часы за долгое время, полные интересного разговора, смеха и взаимного любования. Она совсем не удивилась и не смутилась, когда ей предложили поднять платье, потому что хотели увидеть ее ноги, когда поинтересовались, нет ли у нее шрамов, пирсинга, татуировок. Не смутилась, когда попросили показать, как выглядит ее грудь, и сбросила платье.

Троица сочла ее старше, чем она была на самом деле, потому что, как им казалось, мышление Апсихе было зрелым. Также немало удивлялась тому, что Апсихе, по крайней мере, кажется идеалисткой. Но больше всего троицу удивляло, а поначалу казалось невероятным то, что Апсихе пришла неизвестными продувными путями, но совсем не ради денег, и что она никогда раньше не занималась чем-либо похожим в других конторах или самостоятельно, что без долгих поисков нашла себе первую попавшуюся троицу. И ради чего? Под влиянием ничем не прикрытого предчувствия! Полный абсурд! Психичка!

С самого детства характеру Апсихе не хватало одной широко распространенной черты. Сначала, когда еще была совсем девочкой, терпела из-за нее обиды, но со временем это помогло намного серьезнее и безогляднее участвовать в жизни людей, безоглядно надеяться на все, чего можно и надо ждать от людей. Она никогда не остерегалась людей, потому что никогда не сомневалась в них. И по очень понятной причине. Она верила в неуязвимую прочность себя самой и своей аутентичности и потому не чувствовала опасности, что другие могут как-то повлиять на нее. Поэтому и при встрече с троицей ей и в голову не пришло осторожничать, подозревать, беречься и прятать какие-нибудь свои слабости. В самом деле, почему человек должен опасаться человека? Все, что оказалось в руках другого, всего лишь ты. И ничего больше. Вот почему смерть совсем не должна страшить — потому что все с тобой не умрет. Именно это неверие в то, что новая работа может как-то повредить ее всеохватности, позволило Апсихе набрать столько пользы в положении куртизанки. Именно она была основной и все другие поглощающей причиной, по которой и троица, и мужчины сразу полюбили Апсихе.

Апсихе в деталях рассказала троице свою жизнь, троица слушала с блестящими от удивления глазами и, вполне возможно, как подозревала Апсихе, еще и упивалась не каждый день случающейся компанией. Но важнее всего, что таким же огромным удивлением светились и глаза Апсихе, пожирающие по утрам каждого члена троицы. Потому что бизнес троицы казался Апсихе пропитанным таким же освежающим вдохновением, каким она сама могла стать для троицы и мужских желаний. Троица хотела еще больше увлечь и так очарованную Апсихе и заметила, что артистке такой опыт будет полезен. Члены троицы также сказали, что искусство — не чуждо и им, что они считают себя «не пустыми», «не испытывающими недостатка в харизме», «живыми и любознательными» людьми, «постоянно ищущими ответы и на те вопросы, у которых ответа нет». Но на самом деле троица даже не представляла, как жидко она прославляла свою контору и сколько вдохновения Апсихе находила в этой деятельности. И как сильно она ждала встреч с вытоскованными, но вечно не шедшими мужчинами. Которые, может, хоть сейчас не обойдут ее стороной и приблизятся.

Так Апсихе опять стала транжирить время, создав еще одно — новое время, которое, как прекрасно знала с самого начала, врежется ей в память и постарается напомнить о себе в самые темные и самые светлые периоды будущей жизни. Может, вызвав улыбку, а может — застучав копытами.


Осмотрев тело и лицо Апсихе, троица нашла в ней высокий класс красоты и эротичности. Они выразили радость, что Апсихе искренняя, и не скрывали, что и сами они — необыкновенно искренние люди. Тут же пожаловались, что часто страдают и терпят обиды, потому что большинство окружающих зачастую бессовестно пользуются их доверчивостью, бесконечной неэгоистичной любовью и заботой.

Ни эта троица, ни Апсихе тогда не знали и не предполагали, каким проклятием станет ее уход из конторы. Что в течение дозволенного времени воспоминания об Апсихе будут портить каждую будущую встречу с новыми потенциальными куртизанками. Апсихе уйдет так же неожиданно и естественно, как и появилась. И окрасит сажей будущую обыденность, пока не появится другая психичка или соломенная душа. С другой стороны, можно ли замазать сажей сияющую контору? Нет, наверное, она будет сиять до конца дней своих.


Еще от автора Эльжбета Латенайте
Новелла о слепце, предопределяющая и обобщающая мою смерть

«Однажды, когда увечные дочери увечной застройки – улицы – начали мокнуть от осени, я зашла в бар. Каким бы жутким ни казался город, он все еще чем-то удерживал меня в себе. Может, потому что я молода. В тот вечер все обещало встречу и лирический конец. Уже недалеко до нее – низовой смерти. Ведь недолго можно длить жизнь, живя ее так, что долго протянуть невозможно.Бар был лучшим баром в городе. Его стены увешаны циклом Константина «Сотворение мира». Внутри сидели люди, в основном довольно молодые, хотя выглядели они еще моложе – как юнцы, поступающие на специальность, к которой у них нет способностей.


Вершина

«Это была высокая гора на удаленном южном острове, омываемом океаном. Посетителей острова, словно головокружение от зарождающейся неизвестности или блаженное растворение во сне, больше всего привлекала единственная вершина единственной горы. Остров завораживал своими мелкими луговыми цветами; сравнительно небольшой по площади, он был невероятно искусно оделен природой: было здесь солнце и тень, горные уступы и дикие луга, и даже какие-то каменные изваяния. Притягивал открывающимися с его краев видами и клубящимися, парящими, зависшими облаками»..


Вечное утро фидлера

«Все, что здесь было, есть и будет, – всего лишь вымысел. Каждое слово – вымысел пальцем в небо. Что-то, во что случилось уверовать, сильно и нерушимо. Еще один вымысел, разве что на этот раз поближе, посветлее и подолговечнее, но все же – вымысел. А вымысел – это такой каждый рикошет мысли, когда собственное сознание искривляется и, отскочив от бог знает каких привидений или привиденностей, берет и сотворяется, сосредотачивается в целую мысль…» Перевод: Наталия Арлаускайте.


Невыполнимый мосток

«Доски мостка отделялись одна за другой, отскакивали от каркаса, вытряхивали гвозди и принимались тереть бока невыполнимой. Охаживали до тех пор, пока ее тело не принимало вид мостка, становилось коричневым от ушибов и древесины. Доски с точностью передавали невыполнимой свой рисунок, цвет, все пятнышки, мелких жучков, трещинки. Потом переворачивали ее, посиневшую и гноящуюся от ушибов, вверх тормашками – так, чтобы легла на их место…» Перевод: Наталия Арлаускайте.


Рекомендуем почитать
Из каморки

В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)