Аппассионата. Бетховен - [148]

Он скрючился от нового приступа боли, схватился за бок, потом за живот.

На лице Иоганна не дрогнул ни один мускул. Оно по-прежнему сохраняло упрямое выражение.

Наконец Людвиг выпрямился и произнёс сквозь зубы:

— Ну хорошо, надеюсь, я ничего не должен.

Иоганн молча вскинул пять пальцев на правой руке и два пальца на левой.

— Семь гульденов? За что?

Иоганн показал на груду поленьев у печи.

— Правильно! Извини. Я не хотел тебя обмануть.

Иоганн жестом показал, что готов простить ему эту сумму.

— Нет, Иоганн. — На губах Людвига заиграла ядовитая усмешка. — Жена тебе этого никогда не простит, а я не хочу ставить тебя в неловкое положение. Вот деньги.

Ветер свирепо дул в лицо, нагоняя чёрные облака с их белой круговертью. Кучер в овечьей шубе с трудом угадывался за белой пеленой, лошади фыркали и взбрыкивали, явно не желая выезжать куда-либо в такую погоду. Карл плотнее закутался в полученное от Иоганна одеяло, а Бетховен попытался было укрыться от холода среди бочек с маслом, но они, естественно, ничуть не грели. Ему казалось, что тысячи иголок впиваются в измученное болезнью тело.

По дороге кучер высадил их возле деревенского трактира, где, как выяснилось, крошечная комната для гостей даже не отапливалась. Вид Бетховена крайне встревожил трактирщика.

— Только бы он тут у меня не умер! Он же смертельно болен. Нет, господин, почтовая карета здесь не ездит. Сани дать не могу, поскольку просёлочная дорога очищена от снега. Переночуйте, а утром я, если хотите, дам обычную телегу, но, разумеется, за плату.

Бройнинг, стоя на своём любимом месте у окна, с удовольствием попыхивал трубкой. Зима в этом году началась на удивление рано, и жёлтый цвет заходящего солнца предвещал ещё усиление холодов. Бройнинг проводил равнодушным взглядом въехавшую на площадь телегу и вдруг закричал, как безумный:

— Констанция! Посмотри, кто там свернулся в комок на соломе. Это же Людвиг. Я сейчас же бегу к нему. Констанция, брось всё и тоже иди туда!

Но быстрее всех оказался Пуговица. Он подбежал к телеге и обхватил Бетховена за плечи.

— Обопрись на меня, дядюшка Людвиг.

Подбежавший Бройнинг расплатился с возницей и долго вместе с сыном затаскивал Бетховена на второй этаж. В квартире они тут же опустили его на кресло с высокой спинкой. Глаза Бетховена были закрыты, лицо горело, руки бессильно свисали на пол.

— Дела плохи, — прошептала госпожа Констанция.

Бройнинг согласно кивнул. Внезапно Бетховен открыл глаза и хрипло спросил:

— Я у вас?

— Да.

— А Пуговица здесь?

— Здесь! — Мальчик от усердия даже щёлкнул каблуками.

— Прекрасно, только не уходите. Завтра я уезжаю в Лондон. Решено.

Уже в кровати он ещё раз сбивчиво повторил эти слова и, обращаясь к Пуговице, добавил:

— Завтра я непременно уеду в Лондон. Там я вступлю в Филармоническое общество, навещу господина Штумфа. Хочешь поехать со мной, Пуговица?

— Я сейчас схожу за врачом, дядюшка Людвиг.

— Не нужен мне никакой врач. Я спрашиваю, хочешь поехать со мной?

— Ну конечно, дядюшка Людвиг.

— У тебя, кажется, водобоязнь?

— Да, так мама иногда говорит. А почему вы спрашиваете, дядюшка Людвиг?

— Потому что до Лондона можно добраться только морем, — произнёс Бетховен с заговорщицкой миной. — Мы, Пуговица, поплывём на настоящем парусном корабле. Даже на пароме можно далеко уехать. Не веришь, спроси у моего дедушки.

— У портрета?

— Ну да. Только разговаривай с ним вежливо. Он всё-таки придворный капельмейстер. Мне до него далеко.

Бетховен бессильно свесил голову набок и закрыл глаза.

В другой комнате госпожа Констанция с тревогой сказала мужу:

— Боюсь, у него воспаление лёгких.

— А почему он так разбух? Не дай Бог, у него ещё воспаление брюшины. Герхард, немедленно беги за врачом.

— А кто у дядюшки Людвига врач, папа?

— В последнее время его лечил доктор Браунхофер, но, к сожалению, он очень далеко живёт.

— Я уже одеваюсь, папа.

Вернувшись, Герхард с горестным видом сообщил:

— Он сказал, что так далеко и в такой холод он не поедет. И потом, у него сейчас очень много пациентов.

— Это всё потому, что Людвиг откровенно издевался над всеми своими врачами. — Бройнинг в раздумье пожевал губами. — Попытайся уговорить доктора Штауденгеймера.

На этот раз Герхард вернулся с радостной вестью:

— Он обещал прийти.

— А когда?

— Пока ещё не знает.

Они попеременно всю ночь дежурили у кровати Бетховена. Госпожа Констанция постоянно меняла ему компрессы. Врач так и не пришёл.

Холода сменились оттепелью, под ногами опять захлюпала грязная каша, а затем снова ударил сильный мороз. Вспыхнула эпидемия гриппа, и врачи были загружены сверх всякой меры. На этот раз уговорить кого-нибудь из них прийти к Бетховену отправился Карл, который не только не привёл врача, но и сам не вернулся домой.

Как вскоре выяснилось, Карл, проходя мимо одной из бильярдных, решил ненадолго заглянуть, чтобы проверить, не утратил ли он навыков обращения с кием и шарами из слоновой кости. Но партия затянулась, и он отправил на поиски врача маркера.

Наконец, когда уже были потеряны целых три дня, Хольц привёл профессора Вавруха из Гражданского госпиталя. Этот маленький человечек в пенсне на большом мясистом носу пользовался репутацией чудака. Он заранее приготовил письменное обращение к Бетховену. На обширном листе бумаги большими чёрными буквами было написано: