Аппассионата. Бетховен - [146]

Полицейский, получив расписку и целую кучу сигар, развернулся и, продемонстрировав отличную выправку, удалился, а фон Бройнинг подчёркнуто вежливо обратился к Карлу:

— Прошу садиться. Как ваша рана?

Левый висок Карла был всё ещё заклеен пластырем.

— Она постепенно заживает, господин советник. Полагаю, что через две-три недели уже ничего не будет заметно, и тогда я смогу быть представлен господину фон Штуттергейму, которому господин советник так любезно меня...

— А пока вы, если не ошибаюсь, отправитесь в Гнейксендорф? — тихим, каким-то безжизненным голосом перебил Бройнинг.

— Так точно, господин советник, по приглашению моего дяди Иоганна.

Бройнинг брезгливо скривил губы и отвернулся. Ему очень не нравилась подчёркнуто раболепная поза Карла, сидевшего неестественно прямо на краешке стула и не сводившего преданных глаз с него. А уж эти ухоженные редкие усики... Он повёл в его сторону узкой аристократической ладонью и продолжил:

— Настоятельно рекомендую вам перед визитом к господину фельдмаршал-лейтенанту сбрить усы... И потом, я надеюсь, не слишком отрадный период вашей молодой жизни навсегда закончился.

— Можете не сомневаться, господин советник. Я твёрдо решил покончить с прошлым.

— Знайте, что вашим выстрелом вы причинили вашему дядюшке гораздо больше страданий, чем себе. Искупить вину вы можете только искренней любовью к нему. Кстати, со здоровьем у него не всё в порядке.

— Господин советник, в больнице, за тюремной решёткой я имел время поразмыслить над своим поведением. — Карл вскочил так стремительно, что чуть было не опрокинул стул. — Своим выстрелом я что-то убил в себе самом и что-то, наоборот, воскресил. Но я ни в коем случае не собираюсь утверждать, что полностью исправился. Поэтому у меня к вам есть одна просьба, господин советник.

— Какая именно?

— Попросите, пожалуйста, господина фельдмаршал-лейтенанта фон Штуттергейма, чтобы он держал меня в строгости и не давал никаких поблажек.

— Это ни к чему, — снисходительно улыбнулся Бройнинг. — Держите лучше сами себя в строгости и не давайте себе подобных поблажек.

Через несколько минут в комнату зашла госпожа Констанция и застала мужа сидящим у окна.

— Кого ты там выслеживаешь, Стефан?

— Да вот смотрю, не завернёт ли мой подопечный в ближайший трактир. Нет, зря я так плохо думал о нём. Он направился прямо в «Дом Чёрных испанцев».

Тем не менее Бройнинг не опускал гардину до тех пор, пока Карл не скрылся в подъезде.

Дорога оказалась настолько ужасной, что даже лошади не выдержали и под конец, понуро свесив головы, пошли шагом.

Бетховен, уже однажды посещавший брата, решил вдруг взять на себя роль гида:

— Пойми, Карл, нет более убогого и жалкого местечка не только в Австрии, но и во всей Европе, чем Гнейксендорф. Я не хотел бы быть здесь похороненным. Но сама местность довольно живописная, хотя я лично предпочёл бы, чтобы она была более холмистой. Зато рядом полноводный Дунай, а вода — это жизнь. Имение довольно роскошное, есть даже башни, и если ты взойдёшь на одну из них, то сможешь передать привет далёким горам Штирии. — Он оглянулся на забившегося в угол экипажа брата, и губы его тронула ехидная улыбка. — Что с тобой, Иоганн? Чем ближе мы подъезжаем к Гнейксендорфу, тем более кислой делается у тебя физиономия. Ты хоть набрался храбрости известить о нашем прибытии? Надеюсь также, что ты приказал моей любимой свояченице зажарить к нашему приезду гуся. Поверь, вопреки слухам, я ничего не имею против твоей приёмной дочери. В остальном же я воспринимаю всё это как своего рода мистерию. Зачем ты нас вообще пригласил? Неужели всё дело в числе восемь? Тогда уменьши его на единицу. Ну хорошо, хорошо, я верю, что ты поступил так от чистого сердца, исключительно из любви к брату. Как, мы уже приехали? Тогда пусть всё идёт своим чередом.

В тёмном дворе, куда они въехали, лишь смутно угадывались очертания дома и многочисленных хозяйственных строений. Иоганн сразу же схватил фонарь и высоко поднял его.

— Не старайся, дорогой брат, — мрачно пробормотал Людвиг. — Всё равно ты не обнаружишь ни одного освещённого окна.

Подошедший слуга, сонно моргая глазами, долго скрёб грудь, а затем нехотя повёл лошадей в конюшню. В прихожей Иоганн с искажённым от страха лицом прошептал:

— Подождите здесь! Только не разговаривайте!

Через какое-то время он появился и вяло махнул рукой, призывая их следовать за ним. На втором этаже он показал Карлу его комнату и вновь понизил голос до сиплого шёпота:

— Пойдём, Людвиг. Только, умоляю, тише.

Он открыл дверь, зажёг свечу и мгновенно исчез.

Людвиг огляделся и поразился убожеству обстановки. Старый деревянный стол, на котором даже не было тарелки с куском хлеба. На давно не мытом полу тазик для умывания, рядом треснувший кувшин.

Ну почему, почему он не сказал «нет» в ответ на приглашение брата? А ведь хотел, ибо знал, что Иоганном двигал исключительно холодный расчёт, лицемерно прикрываемый мнимой братской любовью. Здесь же от него даже этого не требовалось. Личина заботливого брата осталась в Вене, в Гнейксендорфе всем заправляли его жена и приёмная дочь...

Бетховен устало зажмурился, разделся и лёг на старую, расшатанную кровать. Он долго не мог заснуть, так как грубое серое одеяло больно тёрло кожу, а каждый поворот его грузного тела отзывался скрипом ржавых пружин.