Аппассионата. Бетховен - [144]

Пулю из его головы уже удалили. Бетховен то и дело нетерпеливо заглядывал сквозь прутья решётки в тюремный коридор, закопчённые стены которого производили на посетителей особенно мрачное впечатление. Завидев одного из больничных служителей, Бетховен подозвал его к окошку и выпалил на одном дыхании:

— Есть опасность для жизни?

Он не мог в полутьме читать по губам, и поэтому Хольц был вынужден вмешаться в разговор. Бетховен лишь заметил пренебрежительную ухмылку на лице служителя, и сердце раненой птицей затрепыхалось в груди. Хольц быстро записывал в разговорную тетрадь:

«Маэстро, вам нужно прийти завтра в полдень. Никакой опасности для жизни Карла нет. Ведь он...»

Хольц заколебался, не решаясь писать дальше. Но даже персонал тюремного отделения мгновенно проникся антипатией к Карлу.

«...знал, куда целиться».

— Что вы имеете в виду?

«Больничный служитель со смехом заявил, что у Карла в тюрьме будет достаточно времени подумать о последствиях своей выходки».

Бетховен опустил голову, уставил взгляд в пол и через несколько минут тихо спросил:

— Могу я завтра поговорить с главным врачом?..

— Очень хорошо, что вы напомнили мне о нём. Его сегодня случайно не оказалось на месте. Может быть, мне навести справки в полиции? Я всё-таки как-никак официальное лицо. Но знайте, что делаю я это только ради вас, маэстро. Ради Карла я даже пальцем бы не пошевелил.

На следующий день ровно в полдень Бетховен присел на табуретку возле кровати Карла и стал ждать, когда он проснётся.

Он сидел в большой больничной палате с зарешеченными окнами, брезгливо морщился, вдыхая едкий, пропитанный потом и испарениями давно не мытых человеческих тел воздух, и ловил взгляды двадцати, а то и более заключённых, многие из которых походили на настоящих висельников. В свою очередь, кое-кто из них, шлёпая засаленными картами о грубо сколоченные столы, презрительно кривил рты, глядя на одетого в роскошный, предназначенный исключительно для торжественных случаев фрак посетителя. В последний раз он надевал его на премьеру «Missa solemnis» и Девятой симфонии.

Из лежавшего здесь юноши он также хотел сделать нечто вроде симфонии, способной озарить ярким светом его, Бетховена, нелёгкую жизнь. Увы, из него не вышло виртуоза игры на фортепьяно, и оправдались самые грустные прогнозы Джианнатазио относительно «способностей Карла к наукам». Карл отнюдь не был обделён способностями, но оказался слишком легкомысленным и не готовым к каждодневному упорному труду.

Он наклонился к кровати, пристально рассматривая бледное, измождённое лицо Карла. Его голова лежала на подушке в синей наволочке. Точно такого же цвета была и его одежда. Подумать только, его племянник, носящий ту же фамилию, сидит в тюрьме.

Карл, бесспорно, был похож на отца, но одновременно в его облике было для Бетховена что-то отталкивающее. Ему были неприятны чересчур гладко уложенные, напомаженные волосы, оттопыренная нижняя губа, как бы говорящая о презрении её обладателя к окружающему его миру, и щегольские, аккуратно подстриженные чёрные усики. Выпуклые, будто вытаращенные тёмные глаза обычно светились тревожным огнём и беспокойно бегали. Теперь же...

Тут Бетховен увидел, что Карл проснулся и, насупившись, смотрит на него.

Он взглянул на племянника без малейшего упрёка и положил на синее одеяло карандаш и разговорную тетрадь.

— Может быть, ты всё-таки объяснишь, почему ты это сделал?

В ответ Карл лишь упрямо покачал головой.

— Предстоящие экзамены? Или долги? Я спрашиваю вовсе не затем, чтобы мучить тебя. И уж тем более я не воспринимаю всерьёз твою угрозу сорвать с головы повязку, если «старый глупец» хоть на полшага приблизится к твоей кровати. И хочу лишь, чтобы ты поскорее выздоровел...

— А потом отправился в тюрьму.

— Нет, Карл, в тюрьму ты не попадёшь.

— Правда? — Незадачливый самоубийца рывком поднялся с кровати.

— Даю тебе слово. — Бетховен поощряюще повёл рукой. — И забудь о том, что ты мне должен. Помнится, я всё никак не мог получить гонорар, который ты, оказывается... Ну да ладно, забудем об этом.

— Отец, дорогой отец! — Карл схватил ладонь Бетховена и прижал её к губам. — Но тогда, видимо, мне нужно будет уехать из Вены.

— Разумный вывод, — с готовностью согласился Бетховен. — Хочешь съездить за границу? Может быть, в Лондон, поскольку там я...

— Лучше я стану кадетом, а потом офицером. Вот только расходы на экипировку...

— Хорошо, хорошо.

Вошёл надзиратель и позвенел ключами о миску, давая понять, что свидание окончено.

— Мой мальчик, мне пора идти.

— А как ты возместишь эти расходы?

— Давай поговорим об этом позднее. Впрочем, если хочешь... — Он наклонился и прошептал Карлу в ухо: — У меня есть восемь акций, которые так и так должны достаться тебе. Хочешь, я продам одну из них?

— Конечно хочу.

Один из заключённых долго смотрел вслед Бетховену, а потом рассыпался мелким натужным смешком:

— Смотри-ка, оказывается, твой старик очень спешил, а сперва ведь сидел у твоей кровати тихо, как мышь, боялся разбудить тебя.

Лицо Карла мгновенно сделалось холодно-отчуждённым, похожим на маску.

— Он просто мой дальний родственник. А вообще-то у него не все дома.