Апостол свободы - [11]

Жизнь в империи всегда была чревата опасностями и унижениями, но тут было уже другое. Раньше, при известном умении маневрировать и не раздражать турок, можно было прожить трудами своих рук и даже разбогатеть, работая на завоевателей. Годы относительного процветания породили борьбу за народное просвещение и за религиозное самоопределение. Эта борьба предполагала дальнейшее существование под турецким владычеством и стремилась лишь улучшить положение болгар в рамках Турецкой империи; ее участники предпринимали известные шаги для того, чтобы привлечь власти на сторону болгар в их борьбе с греческой патриархией, и Блистательная Порта не оказалась неблагосклонной к религиозным стремлениям христианских подданных.

Однако теперь положение изменилось. Экономическая политика турецкого правительства несла разорение всем и каждому, кроме богатых чорбаджиев, которые занимались ростовщичеством и являлись агентами западных торговых компаний. Ни современное образование, ни церковные службы, отправляемые на славянском языке, не могли помочь ремесленнику, которому некуда было сбывать товар, и крестьянину, землю которого отбирали за долги. Молодые люди интеллигентных профессий с трудом находили работу в отсталой стране, где не было культурных и научных учреждений; если такой человек не шел работать за гроши учителем или не уходил в монастырь, он становился безработным.

Кризис нарастал постепенно и достиг точки взрыва лишь два десятка лет спустя после Крымской войны, но уже в 1861 году в стране были люди, понимавшие, что жить по-старому больше нельзя и что единственный выход — свергнуть власть турок. В своем кругу молодежь начала употреблять новые слова; они были прекрасны и страшны, от них кровь закипала в жилах, как от вина. Чаще всего звучали слова «свобода» и «революция», и новое имя было у всех на устах: Георгий Стойков Раковский.

Глава четвертая

Где юнак упадет, там и встанет.

Лес ты мой, лес зеленый,

Дай мне воды прохладной,

Дай мне густой темной тени —

укрыть всех моих юнаков.

Народная песня

Раковский имел столь глубокое влияние на современников, и прежде всего на Игнатия, что рассказ о нем заслуживает отступления от нашего повествования.

Он родился в городе Котел, построенном из дерева и лежащем в зеленой, пахнущей сосной котловине восточной части Стара-Планины. Население города было чисто болгарским и на протяжении веков добывало себе средства к существованию овцеводством. Самые богатые котленцы держали стада в тысячи голов и посылали их на выпас в далекие степи Добруджи. Другие горожане покупали право на сбор налогов со стад или вели оптовую торговлю скотом, снабжая мясом Константинополь. Женщины ткали удивительных узоров ковры, а домотканое сукно котленской выделки славилось по всей империи.

Как и повсюду в Болгарии, здесь существовала пропасть между чорбаджиями — крупными скотоводами, прасолами, оптовыми торговцами, ростовщиками, откупщиками и так далее — и рядовыми ремесленниками, мелкими торговцами, пастухами и крестьянами. Эта пропасть росла. Большинство чорбаджиев не только примирилось с существующим положением; они наживали на нем состояния и делали ставку на его упрочение всем имуществом. Вот почему, за исключением горстки людей с благородной душой, чорбаджии действовали рука об руку с турками и греческим духовенством, боялись любого проявления патриотизма, которое могло быть истолковано как «бунт», и с готовностью предавали соотечественника, чтобы сохранить милость властей предержащих.

Раковский родился в 1821 году. Этот человек олицетворял само Болгарское Возрождение, в энциклопедической широте его интересов отразилось общее пробуждение страны. В его душе бил неиссякаемый родник любви к родине, и следующие слова из его письма к другу отнюдь не следует считать преувеличением: «Покуда меня слушаются руки и ноги, покуда могу я чувствовать в себе малейшую искру разума, я не устану трудиться для моего народа, который столь горячо люблю с самой своей юности и который мне дороже всего на свете». В течение всей своей изменчивой жизни — был он в тюрьме или на свободе, на родине или в изгнании, богат он был или беден, искал ли убежища в чужих странах, спасаясь от преследования, или принимал ухаживания иностранных правительств, — он всегда ухитрялся отыскать способ для того, чтобы действовать на благо своего народа. Стоило одной двери захлопнуться перед ним, тут же открывалась другая, и он с одинаковой легкостью и воодушевлением брался за заговоры, шпионаж, преподавание, церковные дела, организацию восстаний, народное просвещение, политику, фольклор, историю, литературу, филологию, журналистику, военное дело и дипломатию.

Родом Раковский был из семьи, известной храбростью и свободолюбием[16]. В период полного беззакония, царившего в стране в начале века, братья его отца организовали оборону города от банды кырджалиев[17], насчитывавшей семь тысяч человек; позднее один из его дядьев сражался в армии Ипсиланти во время греческого восстания 1821 года и умер в турецкой тюрьме. Его дядя по матери Георгий Мамарчев был офицером русской армии и командовал болгарскими волонтерами в русско-турецкой войне 1829 года, в ходе которой пытался организовать в Болгарии восстание в поддержку военных действий. В 1835 году Мамарчев организовал еще одно восстание, также кончившееся неудачно; будучи русским офицером, он избежал виселицы, но был сослан сначала в Малую Азию, а потом на остров Самос, где и умер в 1846 году. По странному совпадению, губернатором острова был Стефан Богориди (Стефанаки-бей), богатый болгарин, уроженец Котела, который поступил на турецкую государственную службу и достиг столь высокого положения, что свадьбу его дочери почтил своим присутствием сам султан. С соотечественниками, живущими в Константинополе, Богориди говорил только по-турецки, но всегда был готов оказать покровительство болгарину — лояльному подданному империи. Однако при малейшем намеке на бунтовщическую деятельность он тут же забывал о своем происхождении; Богориди преследовал Мамарчева постыдными гонениями все время, пока тот находился под его надзором.