Апостол Павел в свете Посланий - [67]
Павел, в конце концов, по-видимому, и сам это осознал, завершив кратким призывом, уже не столь категоричным» «если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (12:18). Сделав акцент на «мире со всеми людьми», а не только с братией. Возможно, это случайность, но желательная.
Но в следующих стихах следует: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию» (12:19). Т. е. право мщения может принадлежать только высшей власти – Богу: «Ибо написано: Мне отмщение. Я воздам, говорит Господь» (12:20). Но и вы, если пожелаете, можете уничтожить своего врага: «если враг твой голоден, накорми его, если жаждет, напой его, ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (12:20). Иезуиты при этом замирают в почтительном молчании.
И завершающая сентенция: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (12:21). В таком контексте звучит более чем двусмысленно. Формула «Предать смерти без пролития крови» из приговора Дж. Бруно вполне закономерно вытекает из рекомендаций Павла.
Глава 13
Мысль о праве отмщения находит своё продолжение на уровне отношений с государственной властью: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (13:1). Чем вызван интерес Павла к этой теме, трудно определить? Возможно, тем, что Послание адресовано в Рим – центр и символ римской государственности. До сих пор конфликты у христиан, если и были, то возникали на сугубо конфессиональной почве. О конфликтах с властям, по крайней мере, сколь-нибудь заметных, ничего не известно. Особенно на фоне стремления христиан уйти от обыденности «мира сего». Возможно, Павел хочет предупредить возникновение оных между христианскими общинами, или опасается, что его прибытие в Рим может вызвать осложнения, для разрешения которых потребуется обращение к властям. Словом: возможно, возможно, возможно, …
Но сам текст недвусмысленен. Он требует безусловного подчинения властям. Причем кары за неподчинение он сулит не светские, но от Бога. Для него неподчинение является частью общей проблемы борьбы «со злом», а власть, принципу исключения, ассоциируется с «добром»: «Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, а для злых. Хочешь ли не бояться властей? Делай доброе и получишь похвалу от неё, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: Он Божий слуга, он мститель в наказание делающему зло.» (13:3–4). Павел, вольно или невольно, сближает функцию Бога в качестве «отмстителя» как в личных, так и в государственных отношениях, по сути, уравнивая их и делая подсудными в их ответственности пред Богом, в качестве высшего судьи. И вновь он настаивает, что повиноваться нужно не из страха, но по совести, как и Богу, обращаясь с почти Христовыми словами: «Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (13:4). Строки почти из Евангелия. Но новое всё же есть: отношения с властью должны строиться «по совести», и для этого должен измениться сам человек, его сознание, его нравственные установки.
А для этого вы должны … и следует возвращение к вечной теме этики взаимоотношений, связывая довольно неожиданно взаимную любовь и исполнение Закона: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви: ибо любящий другого исполнил закон». Но и сам закон он сводит к Декалогу, опуская столь волнующую его тему обрезания: «Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего своего, как самого себя». А так как «любовь не делает ближнему зла», в пониманию Павла, то следует желанный вывод: «любовь есть исполнение закона» (13:10). Но любовь для Павла нечто другое, чем в представлении нашего и тем более его времени.
Но «наступил уже час пробудиться нам от сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали». Тема «последних дней» остаётся непреходящей. Он, по-прежнему, в их ожидании. Ибо: «Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечёмся в оружие света» (13:11–12). Поворот неожиданный, на фоне предыдущих частностей, но требующий кардинального изменения образа жизни, причём немедленного: будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти, но облекшись в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоть» (13:13–14). Трудно сказать, не было ли это проявлением щоковой терапии для исправления нравов или же реальных ожиданий Павла? Но последнее предостережение о сохранении «плоти» от похоти заставляет задуматься. Уж больно оно соответствует фобиям Павла. И иудейским представлениям о сохранении тела при воскресении.
Глава 14
Но апокалипсис наступит всё же не так быстро и можно успеть обсудить детали общения между собой. И Павел не преминул обратиться к этой теме всегда существующей и никогда не решаемой до желаемого уровня. Её формулировки и рекомендации всегда теряются в будущем без следа. Но каждое поколение считает своим долгом их обозначить как нечто новое, но всегда воспроизводящее прошлое. И Павел здесь мало оригинален. Собственно, он повторяет их в той или иной мере во всех Посланиях. Но здесь он проводит некоторое обобщение сказанного ранее. Он всегда уделял особое внимание межличностному общению на бытовом уровне исходя из чисто практических соображений по поддержанию мира в общинах. В конце концов, любое общение состоит из бытовых мелочей. Например, на уровне совместной трапезы. Общая установка на максимальную терпимость – основа его принципиальной позиции: «Кто ты, осуждающий чужого раба?». Никто не вправе судить раба Господня. И обращаясь с допущений снисхождения в вопросах еды, Павел постепенно, но последовательно, расширяет сферу терпимости: «Кто ест, не унижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его» (14:3). Ибо тот ответственен лишь перед Господом: «перед своим Господом стоит или падает. И будет восстановлен, ибо силен Бог восставить его» (14:4). Т. е. этика для Павла предмет, установленный Богом и им, и только им, определяем, оцениваем и судим. Он сохраняет веру в свободу человека в поступках: «Всякий поступай по удостоверению своего ума», обычно обсуждая действия, а не мысли, ограничиваясь одним, но фундаментальным запретом: они должны всегда лежать «в русле Господнем». «Ибо никто из нас не живет для себя и никто не умирает для себя; а живем ли – для Господа живем, умираем ли – для Господа умираем6 и потому, живем ли или умираем, – всегда Господни» (14:7–8).
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.