Апостол Павел в свете Посланий - [40]

. И, возможно, Иисуса называли Господом, понимая Богом. Но это – частности. А предметом внимания Павла являются очевидные различия членов паствы, каждый из которых претендует на исключительность своего дарования и соответствующий статус в общине. Нужно одёрнуть и поставить на место чересчур инициативных: «Дары различны, но Дух один и тот же, и служения различны, а Господь один и тот же, и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех» (12:4–6). «Все вы творение Бога Единого, водимые Господом нашим через Духа Его, – напоминает он. «И даётся проявление Духа каждому на общую пользу по своему усмотрению». Т. е. ваши способности – не ваша заслуга, но дарованное вам свыше с тем, чтобы вы могли составлять, «подобно многим членам», одно тело – «тело Христово», общину-церковь. Ибо «тело же не из одного члена, но из многих». И крепость его определяется общим согласием взаимодействия составляющих членов, которых «Бог расположил в составе тела так, как ему было угодно, руководствуясь предвосхищением назначения каждого для блага целого. Но не дело члена каждого оспаривать мудрость Божию в выпавшем ему назначении, ибо Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге» (12:24). А посему, «страдает ли один член, страдают все члены с ним, славится ли один член, с ним радуются все члены».

И Павел расставляет по местам: «И вы – тело Христово, а порознь – члены»(12:27). И низвергает с высот самомнения: «Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учителя? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцеления? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?» судя по перечислению спектр амбиций «дароносцев» был обширен. Но Павел, в принципе, его принимает. Более того. Он готов «показать путь ещё превосходнейший», ревнующим о дарах «ещё больших». Он и сам готов быть в числе стремящихся к большему.

Глава 13

Главное не сам дар, но чувство, с которым ты его применяешь, – утверждает он. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звучащая или кимвал звучащий». Метафора, прозвучавшая через века.

И далее следуют расширенное толкования этой метафоры, переходящие в своеобразный гимн любви к ближнему в её взаимосвязи и отклике между дающим и принимающим: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а любви не имею, – то я ничто» (13:2). Любовь не бескорыстие, но жертва вечная, ибо «она долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не раздражается, не мыслит зла, не ищет своего, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (13:4–7). И любовь вечна, «никогда не перестаёт, хотя и прекратятся, и языки умолкнут и знание упразднится».

Всё, что мы знаем и можем, знаем и можем «отчасти». И «когда настанет совершенное, тогда то, что отчасти прекратится». И «оставив младенческое», «став мужем» «мы видим как бы сквозь тусклое стекло гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан». – рассуждение, чем-то перекликающееся с Платоновой пещерой. Но главное, что всегда пребывает вера, надежда, любовь Но любви больше. Тем провозглашается вечность чувств человеческих сравнительно всех деяний человека. Но подлинность вечности пребывает в любви, ибо она исходит из вечности любви божественной. И которой, по-видимому, был обделён Павел с его гимном любви, исходящим из несбывшегося чувства. И призыв «Достигайте любви» переходит в следующую главу.

Глава 14

Главу, посвященную уже пророчествам, ибо о них следует «ревновать особенно». И здесь личное чувство потребности любви созидательной преломляется в инструментализм применения полезным образом. Он всё же не поэт, но апостол-практик. И взаимопонимание братии для него абсолютный императив, который должен достигаться в каждый момент существования общины. Тем более, в моменты проповедования. Они, проповеди, должны быть не просто обращены в пространство безликое. Но услышаны, поняты и прочувствованы каждым из присутствующих: «Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духам; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещевание и утешение» (14:1–2). Община прежде всего, и назидать ближнего – первейшая обязанность брата каждого: «Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает самого себя, а кто пророчествует, тот назидает церковь» (13:3). Любить – значит быть полезным церкви в целом, её «назидать», но не себя.

Павел вновь и вновь повторяет, пользуясь любыми доступными сравнениями, что проповедь только тогда нужна и полезна, когда будет воспринята слушателями: «Так, если и вы языком произносите неразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер» (14:9) И мимоходом роняет глубокую мысль: «Сколько, например, различных слов в мире, и не одного из них нет без значения». – Не сами слова по себе несут нечто особенное для нас, но связанные с ними значения назидают нас: «Но если я не разумею значение слов, то я для говорящего чужестранец и говорящий для чужестранец». (14:11). Но любое общение должно происходить как обмен смыслами постигаемыми: «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остаётся без плода». (14:14) Но, сколько непонятных слов можно добавить! И Павел призывает поэтому: «Так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому, говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования» (14:12–13). А не презирай и отрицай его с презрением.