Апостол Павел в свете Посланий - [33]

Вновь повторяется полюбившаяся ему метафора о малой закваске, которая квасит все тесто. Он сравнивает «Пасху нашу, Христа» с бесквасной мацой. Неясно, заимствованы ли эти привычные для иудейской культуры сравнения Павлом или речь идёт о становящемся символе нового христианского ритуала пасхальной трапезы. Если это, конечно, не позднейшая модификация изначального текста. Но звучавший здесь символизм новой пасхи несомненен: это торжество «с опресноками чистоты и истины» новой веры. Но уместность этого торжественного противоставления сравнительно с вышеописанным случаем «нечестия» сомнительна и несколько удивляет и коробит. Хотя и здесь, добавим, литературное исполнение не вызывает никаких нареканий.

Но выговоры продолжаются, тем не менее. Павел не забывает о своём долге «отца»: «Я писал вам в послании – не сообщаться с блудниками, впрочем не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего. Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе» (5:9-11). Концовка вполне достойная правоверного иудея. Поражает примитивный стиль изложения, особенно на фоне предыдущих строк. Да и сам перечень нравственных пороков похож на выписку из амбарной книги «грехов» из иудейских текстов. Впечатление, что Павел просто формально спешит закончить неприятную для него тему. Единственно, что можно отметить по существу: предостережения касаются только членов общины. Мир иной пусть живёт своей жизнью во грехе. Но крепость общины должна быть незыблема.

Глава 6

Не менее важным для Павла представляется независимый от мира статус общины. Он возбуждён в своём негодовании: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?» (6:1)

Для него это верх самоунижения: «Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела? Разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские?» (6:1–3) Уровень претензий самого Павла и ответственности, возлагаемой на коринфян, заставляет задуматься. Не тот ли это Павел, что только что называл их детьми неразумными, от молока не отошедшими? Но здесь он ставит их без тени сомнения выше окружающих не только мира земного, но и ангелов иного, к какому бы те не принадлежали. И более того: «поставляете своими судьями, ничего не значащих в церкви», для разрешения житейских тяжб вне церкви. Т. е. всё же в общине есть достаточно авторитетные люди, способные исполнять мирские судебные обязанности, но которые по какой-то причине «ничего не значат в церкви». Но, возможно, они потому и «ничего не значат в церкви», что имеют другие, не связанные с церковью, обязанности. И, наоборот, не все, что-либо «значащие в церкви», способны выполнять судебные функции. Это всё же разные назначения. Но Павел вне мира. Он живёт только в своём замкнутом пространстве.

И потому, если в общине возникают конфликты, то «неужели нет между вами ни одного разумного, который мог рассудить между братьями своим» (6:4). Есть то есть, но они не входят в клир. Таким образом, общая установка Павла на данный момент: община должна иметь минимум контактов с внешним миром, особенно в части её внутренней жизни. Тем более, конфликтной. Извне община должна выглядеть непорочной, не привлекающей внимания. Не говоря уже о том, что «вы имеете тяжбы между собою».

Сложная совокупность чувств обуревает Павла. Им, очевидно, движет и высокомерие обладателя «высшей истины», единственным толкователями которой являются «мудрые», к числу их он, в первую очередь, причисляет себя. Он искренне считает себя выше любого суда человеческого, не только мирского, но и, как говори выше, и общины, т. е. «святых». Не могло не сказаться и взращенное с детства иудейское высокомерие принадлежности к «избранному Богом» народу с культивируемым пренебрежением к «иным», диким. Тем более, что римляне разрешили иудеям свои внутренние конфликты решать иудейским судом. Что, собственно, и желал в данном случае видеть Павел.

Он осуществлял лишь перенос на иного носителя символа-носителя этого чувства пренебрежения к «иным», но эмоциональная напряжённость его осталась неизменной. Уже не раз говорилось об эволюции направленности эмоций Павла в ходе расширения его деятельности. Болезненная реакция на любое покушение на свободу действий в той сфере, которую он считал своей, нетрудно заметить в любой момент его жизни. Тем более, что предстоит судить и «ангелов». (Неясно, является ли это предположением самого Павла или оно возникло как общее мнение в христианских общинах? Тем более, что оно в дальнейшем было повторено в Евангелии.)

В этом фрагменте Павел, по существу, закладывает основы будущего особого положения церкви по отношению к миру, её притязаний на «святость» любого своего действования и неподсудность мнению мирян и их юрисдикции. А о притязании на обладание особой «истины» и единственности её толкования говорить не приходится. Как и на изначальное предназначение быть олицетворением нравственности.