Апостол Павел в свете Посланий - [30]

И задача духовного человека донести суть послания Духа в мир, заселёнными обычными душевными людьми; ибо «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (2:14). И завершает свое рассуждение тезисом о непререкаемом превосходстве духовного: «Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (2:15), проводя еще одно рискованное утверждение: «Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить Его? А мы имеем ум Христов» (2:16).

Действительно, кто? Только мы! Ибо не познали, но имеем его, ум Христов. Если это претензия Павла, то она кощунственна. Если описка, то знаменательна.

Глава 3

Обосновав свою позицию, Павел возвращается уже непосредственно к своим собеседникам. И он сразу ставит их на подобающее, по его мнению, место: «И я не мог говорить с вами как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе». Он вновь возвращается к «семейному» тону: «Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были ещё не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские» (3:1–3). Принятая тональность, к которой Павел периодически возвращается в своих Посланиях, выявляет невольную тоску его по нормальной семейной жизни, позывы к которой он похоронил в глубине себя, пытаясь компенсировать её вниманием к своим подопечным.

Но слово можно воспринимать не только и не столько словом успокоения, но и как несущее в себе зёрна сарказма. Вряд ли кто воспримет спокойно сравнение себя с сосунками несмыслящими. Особенно те, кто мнит себя самостоятельными, свободными в поступках и взглядах своих, особенно в деле свободы выбора учительства веры и её трактовки.

Но Павла не волнуют тонкости психологии. Он озабочен статусом спорящих. «Но если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? И не человеческому ли обычаю поступаете?» (3:3) – вопрошает он. О своих разногласиях с другими апостолами, естественно вспоминать некогда. Ибо время разбрасывать камни, и время собирать их. Сейчас нужно собирать камни общины в единое строение.

В этом Павел видит свою важнейшую миссию. И он пользуется аналогиями, почти Христовыми: «Кто Павел? Кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. Я посадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а всё Бог возращающий» (3:5–7).

И не важно, кто призвал и кто учил, но всё есть «Бог возращающий», «ибо мы соработники у Бога, а вы Божья нива, Божьи строения» (3:9). Показателен выбор для сравнений, используемых Павлом: «мы – соработник», «вы – нива», «божьи строения». Ментальность ремесленника, живущего в атмосфере постоянного труда, проглядывает в нём. И в этой ситуации самоумаление «насаждающего и поливающего» выглядит вполне естественным на фоне исполняемой задачи.

Но Павел не может остановится на простой констатации. Как всякий трудящийся человек он считает необходимым продолжить своё объяснение до осязаемой наглядности: «Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нём; но каждый смотри, как строит. Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, который есть Христос» (3:10–11). Но кто кладёт Христово основания? Кто «мудрый строитель»? – Павел. Он не может не выделить этого, хотя и не называя прямо. Он видит в данном положении не тщеславие гордыни, но осознание реальности. В своей работе он не сомневается. Но что будет воздвигнуто на заложенном основании, должен смотреть «каждый»: ибо «каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытывает дело каждого, каково оно есть» (3:13). Павел развивает свою строительную аналогию, но суть не в ней, но в критерии эффективности, им используемым: «У кого дело, которое он строит, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон» (3:14–15). Но суть не в награде, а в том, чтобы «дело устояло».

Ибо дело это люди, уверовавшие в Бога: «Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят, а этот храм – вы» (3:16–17). И не только Бог, но и сам Павел, готов покарать разрушителя храма – общину. Тем более, если этими разрушителями являются сами верующие – камни Храма. И не надо искать виновных в плохом строительстве стен храмовых, ибо все заняты общим делом его сооружения. Надо лишь помнить, что любое отклонение от праведности ведёт к разрушению. Павел здесь предельно осторожен в выражениях: он связывает коринфян со святостью камней Храма и предостерегает от случайных обольщений. Считающим себя «мудрыми в сем веке» он предлагает быть «безумными», чтобы прослыть мудрыми, но уже в ином мире, мире Бога, сумев польстить их самолюбию. При этом не надо забывать, что призывы к другим, чаще всего рождаются из глубины собственного душевного сомнения, обращенного к самому себе, к собственному опыту, «ибо при этом можно воспользоваться укорами собственной совести». Он, по прежнему, склонен к «перевёртыванию» смыслов: «мудрый в веке сем» – «будь безумным» – «чтобы быть мудрым». Он находит в этом утешение, в первую очередь, для самого себя, ибо вряд ли его собеседники способны оценить его словесные экзерсисы: «Ибо щедрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: улавливает мудрых в лукавстве их» (3:19), обращаясь за поддержкой к Иову. И завершающий, уничтожающий удар в сторону Мудрецов, как ненадёжных в серьёзных делах: «Господь знает умствования мудрецов, где они суетны» (3:20) (Пс. 93, 11) и надеяться на них было бы опрометчиво. Развенчав своих противников, в сущности, неназванных, безликих, он подводит обнадёживающий итог: «Итак никто не хвались человеками, ибо все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, и смерть, или предстоящее или будущее, – все ваше, вы же Христовы, а Христос – Божий» (3:21–22). Здесь Павел пытается стать почти философом, сводящим все тленное и суетное в их изначальной духовности к «единому» – Богу.