Апостол Павел в свете Посланий - [29]

Спасти можно лишь тех кто не видит никакой возможности изменить своё положение ни «чудесами» собственных усилий, ни приобретенной «мудростью», кто пребывает на дне жизни среди себе подобных. Именно «толпу нищих» в широком смысле можно увлечь силой спасающей проповеди и организовать её в качестве активной самодовлеющей силы. Но это дело будущего. А пока Павел инстинктивно искал пути организации ячеек-общин будущей европейской тотальности и сделал ставку на девственность интеллекта «немудрящих». Именно из них «толпа» со временем превратится в массы, организуемых церковью. Точнее, церквами. Ибо ссоры будут такими же вечными как и само христианство. Столь вечным будет и руководящий принцип Павла: «немудрящие посрамят сильное». О том, что «нравы толпы» сейчас являются определяющими, говорить не приходится. С добавлением: в языческом оформлении.

А пока Павел с гордостью провозглашает: «От него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением, чтобы было как написано: хвалящийся хвались Господом» (1:30–31). Заметим, что для Павла «не мудрость», «немощность», «незнатность» и т. д. не неценны сами по себе, а, скорее, как средство «посрамления мудрости» и силы человека, отказаться от мудрости человеческой, но связать их с силой Христа и, не обладая ими, хвалиться мудростью и силой Христовой, а не собственными. Тем более, что Павлова аудитория ими заведомо не обладала и в том видела своё безусловное преимущество.

Глава 2

Собственно, выше Павел, по существу, обосновывал тактику проповеди в выбранной аудитории: нельзя казаться умнее своих оппонентов. И во второй главе он открытом текстом не стесняется в этом признаться: «И когда я приходил к вам, Братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова и мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисусе Христа, и притом распятого, и был я у него в немощи, и в страхе, и в великом трепете. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлениях духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией» (2:1–5). Здесь Павел вновь переходит на доверительный тон, неожиданно раскрывая свои внутренние переживания во время прежнего своего пребывания в Коринфе. Вряд ли это было рассчитанным «раскрытием души», воссоздающим доверительную атмосферу «общности воспоминаний». Возможно, он увлёкся, поддавшись сентиментальности воспоминаний о происходившем тогда. Но суть типологии организации своей проповеди он изложил достаточно откровенно: быть на уровне своей аудитории, разговаривать на её языке, «быть своим». Он признаётся, что не уверен был в успехе: «был в страхе и в великом трепете». При этом, он откровенно признаётся в собственных недостатках как проповедника, которые вынуждали его «возвещать … не в превосходстве слова или мудрости», быть «в немощи». Т. е. не быть в уверенности в своих силах. «и слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлениях духа и силы», убеждая не столько красноречием слова, но личным примером и силой веры. Возможно, этому способствовало и концентрация содержания проповеди на одной, самой существенной, её стороне: Иисуса Христа распятого, которая, по-видимому, производила особое впечатление на языческую аудиторию, знакомую ей не понаслышке. И не только эмоционально.

И необычность самой жертвы: жертва-спасающая, жертвующая собой, а не скучные запреты иудейства и привычные жертвы прихотей богов собственных религий. Причём для спасения не нужно непосильных жертв. Собственно, она уже принесена. Но нужно лишь убеждённая вера в её действенность. И Павел её и старался вызвать у своих слушателей: «вера ваша утверждалась… на силе Божией». А возможная ваша вера, «вне силы Божьей», излишня.

И продолжает разъяснения: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не от века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую Бог предназначил прежде веков к славе вашей, которую никто из властей сего века не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (2:6–8).

Читаешь, как будто заглянул случайно в трактат гностика: «познание», «мудрость божия», «власти мира сего», «тайная мудрость прежде века», «совершенные» и т. д. Т. е. речь явно идёт о тайном знании, не предназначенном для ушей профанов. Неясно только одно: зачем посвящать во всё это «несовершенных»? Приходится удовлетворится ссылкой на того же Исайю: «но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (2:9). Т. е. замысел Божий невозможно воспринимать и передать человеческими чувствами. Он невыразим и непознаваем. Не очень утешительно, но значимо в своей непостижимости.

Но «нам», – здесь Павел, как бы, отделяет своих слушателей от принадлежности к «особенным» (посвященным): «А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух всё проницает, и глубины божии». Ведь человек веры – это, прежде всего, человек, обретший Дух и им преисполненный в своём существовании: «ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём? Так и Божьего никто не знает, кроме Божьего» (2:11). Проведение такого подобия между Богом и человеком, хоть и в Духе, но не полностью безгрешного, довольно рискованное занятие, Особенно для последующих поколений уверовавших. Но Павел настаивает: «Но мы приняли не духа мира сего, но Духа от Бога, дабы знать нам от Бога» (2:12). Конечно. Все эти рассуждения относятся к «нам» – «особенным»: «что и возвещали не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным» (2:13).