Апостол Павел в свете Посланий - [28]

В данных стихах продолжается тема, обсуждавшаяся в предыдущих Посланиях по другому поводу. Но, по-видимому, тема Второго пришествия продолжала оставаться в поле зрения становящихся церквей в качестве актуальной для ближайшего будущего и в рассматриваемом Послании Павел упоминает о ней как о вполне обычной, мимоходом, устоявшейся: «ожидая явления Господа…, который утвердит вас …» и далее.

Не уточняя даже, о каком суде идёт речь: земном или загробном. Ему важно похвалить коринфян за их желаемое или реальное усердие, благодаря которому «верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына его Иисуса Христа, Господа нашего» (1:9). Для Павла общение с Христом верующего саморазумеющийся факт. Но не с Богом, который лишь дарует такую возможность.

Но целью Послания была не констатация высоких душевных качеств коринфян. И переход к собственно интересующей его теме как всегда стремителен: «Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры» (1:11). Единство христианской общины для Павла всегда главная цель его деятельности: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1:10). Здесь звучит чисто человеческая, непроизвольная, спонтанная, почти бытовая интонация, не отягощённая никакими многозначительными аналогиями, примерами из Ветхого Завета и т. д. Он по житейски мудр и просит: «Ребята! Не ссорьтесь! Живите дружно!» И эта неожиданная интонация производит впечатление. По крайней мере, на читателя. И столь же доверительное указание на источник информации: от «домашних Хлоиных». Слухи всегда были лучшим источником о произошедшем и Павел, в части его касающейся, вынужден был прислушиваться к ним достаточно внимательно.

И в нём просыпается апостол. Тон его меняется. Он достаточно мягко, но решительно, обращается к спорящим: «Я разумею то, что у вас говорят: ««я Павлов», «я Аполлосов», «я Кифов», «а я Христов»» (1:12). И негодует: «Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?» (1:13)

Единство церкви самое важное, а кто крестил и кого крестил – дело второе! Тем более, как можно понять, сам обряд крещения только входил в обычай и был достаточно новым. Отсюда, возможно, и повышенное внимание к его свершению и к его свершающему. Сам Павел относится к нему индифферентно, крестил от случая к случаю, не утруждаясь помнить своих крестников: «крестил еще кого, не знаю» (1:16). И поясняет: «Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднять креста Христова (1:17). Главное – подвигнуть к спасению: «Ибо слово о кресте для погибающих юродствовать, а для нас, спасаемых, – сила Божия». Привести к самому акту крещения, а кто свершит его, то воля Божия.

И в Павле просыпается раввин с пробудившимся чувством необходимости карать заблудших и строптивых. А они есть и в самой церкви. И без помощи Писания (Исайя) здесь не обойтись: «Ибо написано: погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну» (1:19). Соответствие ссылок у Павла, по-моему, достаточно условное. Но не в этом их значение, Главное их авторитетность, по крайней мере, в глазах самого Павла. Но это является довольно проблематичным в глазах обывателей социальных низов, которые и составляли основную массу паствы церквей коринфских. Собственно, сам уровень претензий спорящих, – кто меня крестил? – свидетельствует об уровне их развития. И вряд ли они когда-либо прикасались к Писанию.

Собственно, сам Павел это признаёт, что его проповедь направлена «юродством» спасти верующих, но не мудростью. Для него мудрость человеческая вредна и опасна: «Где мудрец? где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1:20). Мудрый мир не нуждается в спасении, но безумный мир спасать богоугодное дело! Если мир не направил свою мудрость на познание Бога, а не на признание в смирении покорности ему, то он поистине безумен: «Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (1:21). Мысль, надолго ставшая ведущей нравственной и пропагандистской темой для христианства. Вспомним «тёмные века» средневековья. Да и не только для него. Мусульманство тоже отдало свою дань: пример калифа, приказавшего уничтожить все книги, кроме корана, как содержащие излишнюю мудрость, невольно приходит на ум. Для Павла это вполне сознательный выбор: «потому немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее чело-веков» (1:25). И практический, ибо в нём оправдывалось предпочтение возвышение над мудрецами «немудрых», под которыми явно полагались язычники-нехристиане, к которым обращалась проповедь Павлова. Да и косвенное оправдание самих апостолов, по части риторской подготовки зачастую уступавших пришлым риторам.

Да у убеждать «немудрых» всегда проще. К ним Павел и обращается: «Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить сильное; и не знатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее – для того, чтобы никакая плоть не похвалялась пред Богом» (1:26–29).