«Апокалипсис»: тайны раскрываются - [64]
Вся поэзия Серебряного века пропитана образами Апокалипсиса: звери и дракон, наездники на четырех конях, семь печатей, семь трубных гласов, семь чаш гнева, Вавилонская блудница, Страшный суд, Армагеддон, Небесный Иерусалим, антихрист, геенна огненная и т. д. Даже если в произведениях нет прямых использований сюжетов и образов Откровения, они читаются между строк. Так, у наиболее яркого представителя поэтического цеха Серебряного века Александра Блока в поэме «Двенадцать» за образом Христа явно просматривается антихрист.
В начале века пошла даже эпатажная мода на антихриста. Чувствовалось подражание Фридриху Ницше, вживавшемуся в роль антихриста. Поэт Николай Клюев и композитор Александр Скрябин назвали себя антихристами. Андрей Белый высказался о «пролетарском поэте»: «Это предтеча Антихриста, этот верзила Маяковский»[95].
Герой упомянутого романа-исповеди В. Свенцицкого «Антихрист. Записки странного человека» (1907) оглядывается в мраке безбожного мира и неожиданно приходит к выводу, что он и есть ожидаемый антихрист: «После Христа точно так же каждый отдельный человек является носителем духа Антихриста, точно так же коллективный Антихрист живет во всем человечестве и должен вылиться в одно целое. Отдельные люди могут в большей и меньшей степени явиться носителями духа его. Прежде лучшими были те, в ком полнее воплощался Христос, потому что они по преимуществу приближали время Его пришествия, – теперь лучше тот, кто полнее воплощает в себе Антихриста… Последняя мысль ошеломила меня. Я – Антихрист. Эта мысль приводила меня почти в восторг! Смысл жизни был найден. Теперь я знал, что жизнь моя нужна – даже очень нужна. Во мне жил дух Антихриста, воплощаясь, быть может, более полно, чем в ком-нибудь другом; через меня как бы приближалось время его грозного пришествия – таким образом, я являлся несомненным носителем прогресса. Уж я не мог сказать теперь, что живу только для того, чтобы сгнить. Жизнь моя приобретала мировое значение»[96].
Также интересно замечание в книге Свенцицкого по поводу того, как антихрист воспринимался в России в начале XX века в среде образованной публики: «Среднее нерелигиозное интеллигентное сознание воспринимает слово «Антихрист» как туманный фантастический образ, созданный в древности и удержавшийся в настоящее время лишь в верованиях темных масс, наряду с верой в домовых, русалок, леших и т. д. Вера в Антихриста светских мыслителей, как, например, покойные Вл. Соловьев или князь С. Н. Трубецкой, либо вовсе игнорируется, либо объясняется теми отвлеченными чудачествами, которые простительны мистикам-фило-софам, ни к чему не обязывают и вообще дело их личное, нечто вроде какой-нибудь дурной привычки»[97].
Антихрист – герой Серебряного века
Да, именно такое легкомысленное восприятие антихриста было очень характерно для богемной публики Серебряного века. Кстати, само название «Серебряный век» означало претензию на то, что после «золотого века» прошлого творческая интеллигенция сумеет вернуть прошлое, конечно, в неполном объеме, а лишь частично. Вместо золота будет серебро, что лучше «варварского железа». Некая претензия на ренессанс позднего Средневековья, возвратившего в христианскую Европу вместе с античной культурой язычество. В шизофреническом сознании богемы Серебряного века культурный ренессанс уживался с играми в Апокалипсис.
Константин Исупов пишет: «Апокалипсис Иоанна Богослова становится главным источником авангардной культуры»[98]. На антихриста пошла мода, и богема старалась быть «в тренде». Это было «чудачество», но уже бывшее не личным и даже интимным делом творческой личности, а рассчитанное на широкую аудиторию. Вот, например, Валерий Брюсов свое стихотворение «Брань народов» (1900 год) начинает следующей строфой:
Константин Бальмонт начинает стихотворение «Далеким близким» (1903) такими строками:
А вот строки из пространного стихотворения Андрея Белого «Не тот» (1903):
Ни в чем себя не ограничивала и поэтесса Зинаида Гиппиус, которая очень любила инфернальные мотивы, за что ее прозвали «Сатанессой», «реальной ведьмой», «декадентской мадонной». Она как-то бросила фразу: «Да, самодержавие – от Антихриста». У Зинаиды Гиппиус дьявол является «божьей тварью», и он достоин сожаленья[99]:
Поэты-символисты, а также примыкавшие к ним акмеисты, футуристы, авангардисты, декаденты, интуитивисты и прочие модернисты стали исповедовать чудовищное язычество, коего не было даже в древние времена. Они исповедовали многобожие, поклонение и античным богам, и Христу, и дьяволу, и его слугам, включая антихриста.
