Апельсин потерянного солнца - [51]

Так как время близилось к сентябрю — началу нового учебного года в школах, Алек первым делом позаботился о работе для Элеоноры. Учительницу географии с десятилетним стажем, безупречной характеристикой и соответствующими анкетными данными приняли на работу в школу с русским языком обучения без проблем. А вот в делах самого Алека не всё складывалось гладко. Выговор по партийной линии был чем-то вроде «волчьего билета» в формально наднациональном, тотально идеологизированном обществе. Корпоративно сплочённая по всему Союзу коммунистическая элита не была склонна разбираться в деталях проблемы отдельного рядового коммуниста, а потому Алеку приходилось не просто представлять в партийных ячейках строительных организаций объективную картину организованной бакинским чиновником травли, но и… оправдываться за свою правду. В итоге же ему удалось устроиться лишь прорабом на стройке.

Глава 38

Армен оказался мальчиком с характером, шумным и требовательным. Он кричал при малейшем дискомфорте, напрочь отказывался от дневного сна, не мог мирно лежать в кроватке, ёрзал и всё норовил встать и выбраться из неё. Матери постоянно приходилось быть рядом, следить за каждым его движением. Даже на родительских руках он постоянно вертелся, изгибался, пытаясь то ли найти более удобное положение, то ли выскользнуть из заботливых объятий. Эрик с Ларой искали новые способы успокоить, ублажить его, однако то, что помогало сейчас, не годилось через час. Невозможно было понять, где заканчивались реальные потребности малыша и где начинались прихоти.

Озадаченный и сбитый с толку Эрик даже обратился к малышу в стихотворной форме:

  Что за силища в тебе, сыночек?

  Беззащитный с виду ты комочек!

  Маму с папой криками стращаешь

  И легко в игрушки превращаешь…

Проявлять жёсткость к чувствительному сыну было нельзя — от этого он стал бы кричать ещё сильнее, ещё настырнее настаивать на своём. У Лары было постоянное ощущение, что малышу просто невозможно угодить. Порой ей казалось, что она плохая мать и не справляется со своими обязанностями.

На самом деле проблема была не в ней. Да и проблемы как таковой не существовало, просто малыш вступил в этот мир с особыми запросами и требовал соответствующего отношения к себе. В чём заключалась его особенность? Ребёнок вкладывал массу энергии во всё, что ни делал: если кричал, то очень громко, если ему было весело, то он заливался звонким смехом, бурно протестовал, махая ручками, когда хотелось кушать… Создавалось впечатление, что он чувствует всё ярче и глубже других детей и потому так бурно на всё реагирует.

Врачи советовали родителям не беспокоиться, уверяя, что у них растёт сильный характером и чуткий душой ребёнок и что при внимательном отношении и мудрой заботе из него вырастет независимый, творческий и отзывчивый человек, способный отдать родителям и окружающим гораздо больше, чем сам требовал когда-то…

А тем временем хозяин дома попросил Эрика освободить арендуемое цокольное помещение. Причина была банальной до обидного: малыш слишком шумный и мешает другим жильцам. Молодая семья сменила ещё два съёмных жилья, пока Эрик наконец не добился очень скромной, но зато своей квартиры. И помог ему в этом не некий влиятельный знакомый, а его собственный поэтический дар — заявление в городской совет Эрик написал в необычной форме — в стихах, упрекнув чиновников в бездушии и безразличии к проблемам и скитаниям молодой растущей семьи. То ли ответственный работник горсовета оказался ценителем поэзии, то ли он испугался появления стихотворения-жалобы в газете, но результат оказался весьма удовлетворительным. Выделив малогабаритное жильё, молодую семью не сняли с очереди на квартиру с учётом того, что дети были разнополые, и к тому же ожидалось новое пополнение — это предполагало предоставление большей жилплощади.

Полгода спустя в семье Эрика и Лары появилась вторая дочь. В отличие от сына (а тем более по сравнению с ним) малышка Астхик была очень спокойная и тихая, зря не капризничала. А когда улыбалась, глаза её излучали первозданную радость, а на нежных щёчках появлялись наивные и забавные ямочки. От этой ангельской улыбки маленький дом озарялся сиянием счастья, словно по мановению волшебной палочки исчезали толстые стены, раздвигался давящий потолок и перед мысленным взором открывались бесконечно высокое голубое небо и широкие солнечные просторы под ним.

Эрик любил заглядывать в большие невинные глаза дочки, будто искал в них ответы на свои тайные вопросы, застрявшие где-то в прошлом и ожидаемые в будущем. И однажды, словно переместившись во времени на много лет назад, он увидел бедняжку Гоар на кушетке в невзрачном деревенском медпункте. Рядом лежали такие же малыши, заражённые смертельным вирусом. Некоторые не шевелились, уйдя то ли в глубокий, то ли в уже вечный сон. Родителей не пускали в помещение, и убитая горем мать, вытягиваясь на цыпочках и едва касаясь лбом холодного стекла, пыталась увидеть дочку, которая угасающим, но всё ещё удивлённым взором в последний раз глядела на мир, так и не ставший для неё домом…

Неожиданная слеза обожгла лицо, вернув Эрика в реальность.