Аойя - [19]
Андрюша смолк от волнения.
Царь задумался, и ученые опустили седые головы.
Потом царь обратился к ним:
— Были ль в нашей истории подобные случаи?
— Да, царь, — отвечали мудрецы. — Например, Данте Алигьери спускался к нам, чтобы рассказать для своих братьев «Божественную комедию», и мы отпустили его…
Подземный царь задумался снова.
Андрюша замер, ожидая решения судьбы.
Ученые также молчали, и в тишине только слышался трепет драгоценного шара.
Царь оторвался от размышления и сказал, обращаясь к мудрецам:
— Кажется ли вам, что юноша прав?
— Да, царь, — отвечал самый старый из них. — Потом, когда он станет взрослым, он вспомнит и поймет все виденное здесь и будет хорошим сыном Земли-матери и не будет печалить ее дурными поступками.
— Пусть будет так! — сказал царь.
— Ты свободен, мальчик, — обратился он к Андрюше. — Подземная стража тебя не задержит… Но знай, что при выходе от нас никто не вправе оказать тебе помощь — делай все сам…
От радости Андрюша не мог сказать ни одного слова. От мысли, что он и Катя свободны, у него потемнело в глазах.
И только теперь он увидел возе себя старейшего из окружающих царя.
Мудрец поднял руки над головой мальчика и сказал:
— Земля, великая мать всех живущих на тебе и внутри тебя! Великая мать огня, воды, металла, камня, растений, животных и человека, твоего любимого сына! Разреши этому мальчику и его подруге снова вернуться на твою поверхность и сними с них подземные чары!
Проговорив это, мудрец подвел Андрюшу к драгоценному шару.
— Теперь посмотри в последний раз на самое чудесное, что ты увидел здесь, мальчик!..
Андрюша устремил взор на земное сердце, В тот момент в шаре сверкнула молния, своды алмазного грота затряслись, и мальчик потерял сознание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
рассказывающая о перемене под землей, о тяжелых минутах, пережитых друзьями, и о спасении их
Очнувшись, Андрюша увидел себя лежащим на берегу подземного озера. Дышалось тяжело. Вода капала сверху и со стен.
Думая найти возле себя Гея, он окликнул его.
Раздалось гулкое эхо его же голоса.
Мальчик быль один в этой тюрьме. Напал страх. Сунувшись в одно из отверстий, Андрюша почувствовал оттуда веяние одуряющего газа.
После многих бросаний ему удалось очутиться в широком проходе, где легче дышалось. Надо ли говорить о радости мальчика, когда каким-то чутьем он достиг пещеры из горного хрусталя на морском дне! Радость была тем сильнее, что нефтяная река осталась сзади, он ее обошел и теперь мог руководиться планом на золотой пластинке.
Двигаясь уже значительно быстрее, мальчик, наконец, вступил в хорошо знакомые ему владения Вулкана.
Его поразила тьма и тишина этих мест, которые он покинул такими оживленными. Приходилось двигаться почти ощупью: ярко освещенные когда-то пещеры окутаны были непроницаемой тьмой и безмолвием.
Вот он в коридоре, ведущем к пещере Кати. Еще не дойдя до входа, мальчик услышал тихие стоны. Страшное предчувствие толкало его вперед, и когда он ворвался в темноту и напряг все свое зрение, он увидел ужасную картину.
Катя, заброшенная, одна, лежала на голых камнях этой тюрьмы. В затхлом воздухе, на покрытом плесенью полу, она казалась совсем умирающей, она была в бреду и еле слышно стонала. Некогда было ни предаваться отчаянию, ни думать о чем другом, как только о спасении бедной Кати.
Андрюша бережно взял своего друга на руки и не пошел, а скорее побежал с дорогой ношей знакомыми ходами подземного мира.
Он знал одно место возле золотого грота, где был родник, падающий сверху, возле которого дышалось легче.
Здесь он смочил лицо Кати и влил в запекшиеся губы девочки несколько капель воды. Она не приходила в себя, но ее стоны прекратились, и дыхание стало более ровным.
Снова подняв ее на руки, Андрюша направился бесконечными лабиринтами подземелий, то и дело справляясь по золотой пластинке, избирая путь к выходу, о котором ему говорил Гей.
Он чувствовал, как ноги его деревенеют, немеют руки, и он прилагал все усилия, чтоб не свалиться и не умереть возле своей подруги, расставшись навсегда и со свежим воздухом, и с солнцем.
Но судьба не желала погибели наших друзей.
Как пчела, закрытая в темноте, устремляется в оставленную хотя бы самую крошечную щелку света, так и Андрюша почувствовал дыханием тонкую струю воздуха и, внимая этой чудесной вести, он все радостнее и радостнее предвидел выход, и его грудь шире и глубже вдыхала целительный аромат надземного мира.
О, радость! Впереди засияло отверстие! Уже можно было различить цвет неба. Мальчик задыхался от восторга. Еще ближе!
И вот, наконец, между высоких отвесов, как в колодце, над ним раскинулся шатер звездного неба. И после тьмы подземелий оно казалось светлым как днем.
Андрюша бережно опустил на землю теперь уже спящую глубоким сном Катю, и первое, что вырвалось из его сердца — была молитва. Слезы сами собой потекли из его глаз — слезы радости и восторга.
Укрыв Катю своей, почти в клочья истрепавшейся курточкой, Андрюша едва только сам коснулся земли, как сейчас же заснул, — в первый раз за долгое время надземным сном с полной грудью небесного воздуха.
Жизнь, полная забот и лишений, приучила Андрюшу вставать рано. Еще только заалело небо, он был на ногах, радостный и спокойный.
