Антропологические традиции - [70]
Таким образом, в основании гуманистической окраски бразильской антропологии лежат идеи ее основателей, работавших в начале XX в. Культурная антропология возникла главным образом из традиции, общей для философов, писателей и прочих гуманистов. И хотя специалисты из других профессий, таких как медицина, тоже имели некоторое отношение к антропологии — как физической, так и культурной, — можно утверждать, что современная бразильская антропология хранит очень мало следов их влияния, за исключением редких примеров вклада в этнографические исследования небольшого числа коренных народов или сельских групп населения. Основная антропологическая мысль в стране далека от точных наук.
Гуманистический уклон антропологии в Бразилии и регулярная социальная вовлеченность ее участников могут быть обусловлена еще одним историческим фактором. Как бывшая португальская колония (вплоть до момента обретения независимости в 1822 г.), Бразилия находилась под сильным влиянием таких стран, как Франция, Великобритания и США. Это влияние выражается в гегемонии евроамериканских идей, течений и мод, которые опосредованно или непосредственно воздействуют на умы людей в странах, подобных Бразилии, которая в этом отношении не отличается от прочих латиноамериканских наций.
Разумеется, возникает и реакция на такую подчиненность (subaltemity) — обычно в форме критики всех вещей, производных от гегемонии. Неудивительно, что эти обстоятельства формируют особый стиль социального мышления, свойственный бразильской интеллигенции. Большие усилия представителей социальных наук были направлены на то, чтобы разобраться и понять историческую природу, политические перипетии и социальные импликации этой проблемы. Это критическое отношение, часто принимающее марксистскую окраску, имело в качестве своего следствия уклонение от позитивистского стиля североамериканских или британских социальных наук. Бразильская антропология, развиваясь в очень тесном контакте с другими социальными науками с сильной политической традицией, развила иной этос. Это не означает, что позитивизм совершенно чужд для бразильских социальных наук; но когда он присутствует, он окрашен в иные цвета и находится под иными влияниями (Velho 1982).
Вовлеченность бразильских антропологов в политику не грозит их заботе об академической строгости. Качество их работы, как и повсюду в мире, меняется в зависимости от конкретной личности и учреждения, однако общей картиной будет то, что антропология в Бразилии вполне соответствует международным стандартам качества, сохраняя собственную ауру. Мы заражаемся различными влияниями и течениями, но не становимся их приверженцами навеки. Мы говорим на lingua franca антропологической теории, но сохраняем собственный акцент.
В современной бразильской антропологии именно индейская проблема стала средоточием политического внимания, и это при том, что лишь меньшинство антропологов проводит исследования коренных народов. Почему это так?
Из всех конкретных объектов в бразильских антропологических исследованиях именно коренные сообщества являются наилучшими представителями культурной инаковости. В исследовании индигенной группы антропологу не приходится создавать требуемую методикой дистанцию, как в случае работы среди крестьян, горожан или в других сегментах национального общества. Эта дистанция, гарантированная различиями в исторических процессах и традициях, облегчает работу этнографа, сокращая помехи, возникающие из-за слишком большой степени близости и знакомства с объектом. Таким образом, политическое участие в деле индейцев оказывается не столь тесно переплетенным с личной жизнью антрополога (как это бывает, например, когда феминистка изучает феминизм или гомосексуал — движение геев), чтобы повредить критическому чувству, столь необходимому для анализа.
И все же бразильские индейцы являются нашими Другими par excellence. Они — часть нашей страны, они — важный ингредиент в процессе строительства нашей нации и представляют собой одно из наших идеологических зеркал, отражающих наши фрустрации, тщеславие, амбиции и фантазии по поводу власти. Мы не рассматриваем их как настолько экзотических, далеких или загадочных, чтобы превращать их в буквальные «объекты» науки. Их человечность всегда осознаётся нами, их тяжелая ситуация — это наша историческая вина, а их судьба является в той же степени и нашей судьбой (Ramos 1998).
Я не говорю, что антропологи, изучающие индейцев, — единственные специалисты, вовлеченные в правозащитную деятельность в Бразилии, как и не утверждаю, что индейцы — единственная часть населения, заслуживающая такого внимания. Я лишь говорю, что «индейский вопрос» остается привилегированной областью для реализации проекта, объединяющего академическое исследование с политическим действием. Это именно так в силу того, что коренные народы представляют собой наиболее драматический пример людей, угнетаемых из-за их отличий, а точнее — в силу того, что культурные различия и социальное многообразие являются жизненным принципом или духом антропологии.
