Антропологические традиции - [7]
О преимуществах структурной маргинальности
британской социальной антропологии
Когда я начинаю размышлять над вопросами, предложенными мне и другим авторам настоящего сборника Алексеем Елфимовым, и думаю над тем, как определить сегодняшний статус антропологии в британском обществе, у меня прежде всего возникает желание (видимо, оно продиктовано спецификой нашей дисциплины) несколько более придирчиво разобраться в том, что именно мы вкладываем в понятия «антропология», «британское», «общество».
В Великобритании антропологам нередко приходится давать формальные и неформальные заключения о состоянии дел в своей дисциплине, ибо корреляция между имиджем и практикой всегда имеет серьезное значение для будущего любой дисциплины. Вероятно, проблема еще более важна ввиду того, что в наших внутрицеховых представлениях и в представлениях более широкого общества присутствуют различные понятия о том, на чем именно держится наша «дисциплина» как нечто цельное, и, конечно, ввиду того, что сфера пересечения между данными представлениями так невелика и так ценна.
Если говорить обобщенно, то, думаю, будет справедливым сказать, что британская публика за пределами стен академических учреждений не разделяет какого-либо конкретного взгляда на то, что такое антропология. На самом деле даже в академическом сообществе люди порой, как кажется, просто не желают знать, чем мы занимаемся. В тех слоях общества, с представителями которых мы сталкиваемся в нашей профессиональной деятельности — будь то наши друзья или водители такси, прогуливающие уроки в школе дети или их родители, разработчики социальных программ или политические деятели, — знают очень мало о том, что такое антропология (не говоря уже о том, для чего она нужна). Одни антропологи полагают, что причина данного безразличного отношения и вытекающей из него «незаметности» антропологии кроется в том, что дисциплина не преподается в средней школе. Другие считают, что антропология не способна привлечь общественное внимание, потому что ей недостает заметного имиджа в средствах массовой информации (Sillitoe 2003)[10]. Конечно же, в обществе можно услышать шутки об экипировке в стиле сафари — особенно от тех, кто усвоил некое поверхностное знание о контексте антропологической работы и хочет намекнуть на связь между имперским расизмом и его неоколониальным наследием. Стереотип «охотников за экзотическим», безусловно, до сих пор сохраняется, и даже о тех, кто проводит исследования у себя «дома», в контексте современной западной культуры, часто думают как о людях, занятых выискиванием «племенных» аспектов в реалиях сегодняшней жизни.
Поддержанию данного стереотипа, несомненно, в некоторой степени способствовал документальный сериал «Исчезающий мир», который с успехом шел на телевидении в 1980-х годах и навеял образ антропологии как науки, погруженной в ностальгическое изучение отходящих в прошлое жизненных миров. Действительно, традиционная антропология, долго находившаяся в так называемой парадигме спасения, подогревала интерес к изучению этих альтернативных жизненных миров, поставленных под угрозу, но так и не смогла воспитать интерес к исследованию тех альтернатив нашему общепринятому пониманию мироустройства, которые вовсе не исчезают, но к которым продолжают относиться с недопониманием, которые осуждают и даже открыто игнорируют. В этом смысле данный телесериал (который, конечно, был очень важен с точки зрения контакта антропологии с обществом) был далек от задачи разъяснения профессионального стремления современной антропологии добраться до сути того, что значит жить в мире, где культурное многообразие, с одной стороны, принимается за данное, считается очевидным и необходимым измерением общественного существования человека, но с другой стороны — а именно с индивидуалистическо-рационалистических позиций сегодняшней бюрократии и неолиберальных капиталистических кругов, — воспринимается как нечто угрожающее и не укладывающееся в рамки разумного. Мне кажется, в наши дни вопрос о культурных различиях должен оставаться центральным в антропологических исследованиях.
Сложность, впрочем, заключается в том, что в попытках систематического изучения культурных различий можно легко усмотреть стремление продолжить тот род академических упражнений, который подвергся острой критике со стороны ряда политически сознательных научных направлений, успешно развивавшихся в гуманитарных науках в последние два десятилетия. В одних исследованиях (они проводились в рамках, условно говоря, «психоаналитического» подхода) было продемонстрировано, как западные общества формировали свою идентичность посредством проецирования образа совершенно отличных культурных черт на общества «других». В иных исследованиях (они проводились в рамках, условно говоря, «неомарксистских» подходов) демонстрировалось, как социальные репрезентации локальных культур соотносятся с националистическими идеологиями, на которые опирается система западной политики и экономики.
Учебник «Что такое антропология?» основан на курсе лекций, которые профессор Томас Хилланд Эриксен читает своим студентам-первокурсникам в Осло. В книге сжато и ясно изложены основные понятия социальной антропологии, главные вехи ее истории, ее методологические и идеологические установки и обрисованы некоторые направления современных антропологических исследований. Книга представляет североевропейскую версию британской социальной антропологии и в то же время показывает, что это – глобальная космополитичная дисциплина, равнодушная к национальным границам.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.