Антропологические традиции - [14]

Процесс стирания черт характерно «немецкой» традиции, который начался на западе немецкоязычной зоны в 1950–1970-х годах, шел рука об руку с процессом девальвации традиционных жанров репрезентации, посредством которых антропологическое знание передавалось публике. Так, трансформация публичной сферы, последовавшая за трансформацией средств массовой информации в послевоенный период, и возникновение международного туризма как массового явления привели к драматическому снижению роли этнографических музеев и к резкому сокращению числа их посетителей. На книжном рынке произведения антропологов стали все реже появляться (и в конце концов вообще перестали выходить) среди бестселлеров. Уже в 1970-х годах образ антрополога как искателя приключений и исследователя экзотики стал утрачивать тот реализм, который, возможно, был присущ ему ранее, и стал трансформироваться в гораздо более размытый и нечеткий образ, о присутствии которого в обществе можно говорить и в настоящее время.

Стереотип антропологии в обществах немецкоговорящих стран сегодня неявен и выражен неоднородно. Публика, конечно, имеет представление о том, что существует такая наука, как антропология, но это представление не всегда отчетливо и распадается на целый спектр понятий. На одном конце спектра понятия более расплывчаты, на другом — более четки.

Расплывчатый конец спектра можно связать с той стороной антропологии, которая имеет отношение к деятельности антропологов в «других краях», т. е. среди народов, которые некогда считались «экзотическими». Понятия на этом конце спектра, иными словами, имеют отношение к термину Völkerkunde, который оставался доминантным ярлыком в немецкоязычной сфере антропологических исследований до 1970-х годов и сегодня продолжает существовать в названиях некоторых музеев. Хотя в последние 20–30 лет большинство ученых и организаций отказались от этого термина, он до сих пор остается хорошо знакомым «указателем» для широкой публики, в воображении которой Völkerkundler все еще ассоциируется с исследователем, работающим где-то среди «далеких» народов. Иногда, впрочем, в Völkerkundler видят своего рода эксперта по проблемам тех мигрантов из «далеких» обществ, которые сегодня живут «с нами», в Европе. В этом смысле можно сказать, что прогрессивные тенденции развития социокультурной антропологии в последние десятилетия все же оказали некоторое воздействие на общественные стереотипы. (Следует добавить, что в последнее время в Völkerkundler могут также видеть и энтузиаста в прикладной сфере, занятого, например, в той или иной программе по установлению сотрудничества со странами Азии или Африки.)

Имеют ли представители Völkerkunde отношение к измерению черепов и изучению скелетов, сегодняшней публике ясно не совсем. С одной стороны, некоторые из тех, кого публика понимает под представителями Völkerkunde, действительно занимаются раскопками (к примеру, ученые, изучающие этническую историю доколумбовой Южной и Центральной Америки). С другой стороны, целый ряд кафедр, прежде носивших названия Völkerkunde и Volkskunde, сегодня переименован в кафедры социальной антропологии или культурной антропологии, т. е. Sozialanthropologie или Kulturanthropologie; в то время как физическая антропология проходит под названием собственно «физической антропологии», т. е. physische Anthropologie, или просто «антропологии», т. е. Anthropologie. Все это вносит неясность в представления публики о дисциплине. Кроме того, следует учесть, что в Германии до 1945 г. области физической и социокультурной антропологии были очень тесно связаны друг с другом (со всеми вытекающими отсюда последствиями), и этот факт тоже продолжает играть роль в поддержании определенных стереотипов. Сегодня взаимодействие между данными двумя областями очень незначительно, однако в воображении публики они все-таки предстают в некотором роде связанными.

Более четкий конец спектра связан с образом «фольклориста», или Volkskundler, который по сути представляет собой образ антрополога, работающего «дома» и изучающего традиционную крестьянскую культуру. Вследствие того, что народная музыка занимает огромное место в развлекательной и эстрадной индустрии немецкоязычных стран (соответствующее почти 50 % рыночных инвестиций), стереотип «фольклориста» имеет гораздо более отчетливые черты в широком общественном воображении. Он поддерживается также благодаря тому, что специалисты по фольклору достаточно часто мелькают в средствах массовой информации; благодаря тому, что знание о фольклоре дается в начальных школах; и благодаря тому, что в немецкоязычных странах существует огромное число музеев фольклора.

Словом, образ фольклориста более четко означен и более популярен среди широкой публики, чем расплывчатый образ социокультурного антрополога. Интересно, что, в то время как Volkskunde (исследования фольклора и традиционной европейской культуры) и социокультурная антропология (Völkerkunde, или Ethnologie) сегодня сближаются в академической сфере немецкоязычных стран, в воображении публики они остаются представленными на совершенно разных концах широкого спектра.