Антони Адверс, том 2 - [121]
Они спустились в кормовую каюту и обсудили отменный завтрак. У "Ла Фортуны", как у всех кораблей испанской постройки, были большие кормовые окна, сейчас широко распахнутые. Казалась, они плывут по воде в огромном стеклянном доме. Они видели на полмили вокруг за низкими островами и бурыми змеящимися протоками. Утреннее солнце вспыхивало на медной лампе и на серебряных капитанских тарелках. У дона Руиса был хороший стюард, смесь яванского кофе и мокко бодрила. В каюте было свежо и прохладно. Антони оглядывал изящные обои, мебель. Приятно вновь прикоснуться к цивилизации. В убранстве каюты как бы спроецировалась вся Европа. Он вдруг снова почувствовал себя дома.
Дону Руису нравилось принимать гостей. Он увлеченно рассказывал об опасностях путешествий по испанским дорогам. В обществе Антони он позабыл "Ла Фортуну" и ее груз. Каррамба! Этот сеньор ingles настоящий кабальеро! Весьма лестное знакомство. "Еще кофе, Педро". Антони пожалел, что не едет с ними в Гавану, и сказал об этом вслух. Ему тут же с кастильской учтивостью было предложено располагать судном и его капитаном сколько угодно. Жалко было отказываться.
Они проходили мимо Бангаланга. С берега из-под свайных рыбачьих хижин отвалили несколько каноэ и заскользили мимо корабля к фактории Монго Тома. Они должны были доставить на борт последнюю партию рабов. Через полчаса бросили якорь у заведения Монго, и каноэ засновали между кораблем и берегом. Шум, похожий на сопение черепахи, возвестил, что сам Монго Том пожаловал на борт. Громкие, недовольные раскаты его хриплого баса некоторое время раздавались на палубе.
- Он хочет, чтобы вы дали салют в его честь, - сказал Антони, прислушиваясь. Голос звучал на удивление патетично.
- Спускайтесь вниз! - нетерпеливо выкрикнул дон Руис.
Ответом ему было слоновье ворчание. Затем в дверях каюты возникло нечто, в своей необъятности похожее больше на космическое, чем на человеческое тело. Присутствие его, когда оно протиснулось, наконец, внутрь, подавляло во всех смыслах этого слова.
Две широкие негроидные ступни в сандалиях рисовой соломки, из которых выпирали массивные пятки и пальцы с длинными желтыми ногтями, казалось, не удержат на весу величественный живот, широко раздавшийся во все стороны. С живота этого складками ниспадало нечто невероятно засаленное и желтое, когда-то (приблизительно в 1780 г.) бывшее парой белых парусиновых штанов. Однако неумолимое время превратило эти, как выразился бы римлянин, bracae, в грязную ветошь, которой устыдился бы и Лазарь. В довершение, держались они на поразительно новой и чистой пеньковой веревке, завязанной посередине причудливым узлом.
Это импозантное изделие из манильской пеньки повергало зрителей в мистический ужас. Оно как бы отмечало воображаемый экватор планеты-гиганта, которая вот-вот содрогнется до самых недр и сбросит ненужное украшение. Того, кто говорил с владельцем экватора достаточно долго, скорее раздражало, чем радовало, что ожидаемое стихийное бедствие так и не происходит.
И впрямь, наблюдателю нелегко было отвести глаза от этой экваториальной окружности, ибо чуть пониже узла, словно напоминая о младенческих летах Монго Тома, располагался его пупок, по причине общей толщины принявший подобие большого чуткого уха.
Этому-то уху, к веселью Антони и собственному отчаянию, капитан Матанса обращал свои преувеличенно громкие приветствия. Монго Том тем временем устраивался в самом основательном кресле. Складки на исполинском пузе, казалось, отвечали.
- Dios, - сказал капитан Матанса, поворачиваясь к Антони и как будто спрашивая: "Неужели такое возможно?". - Сигару?
- Принято nem con[38], - отвечало нечто, в силу своей дородности явно занявшее место председателя. Монго Том стукнул кулаком по столу, так что запрыгали тарелки. - Говоря по-испански, сеньор, ваше уместное предложение не вызывает возражений.
Дон Руис поклонился - похоже, уху; Антони расхохотался. Двое других уставились на него в недоумении. Капитан вспыхнул. То ли гримаса, то ли улыбка сморщила луноподобную физиономию работорговца, словно волна от далекого землетрясения пробежала по студню, не нарушив его поверхности.
Он сунул сигару в рот, зажег и выдохнул серию дрожащих колец. Из этого полупрозрачного рупора послышался голос заправского пьяницы.
"Теперь он похож на окорок с воткнутой в него гвоздичиной", подумал Антони. Голос продолжал на неожиданно правильном английском, вздымаясь и падая.
- У моего отца, сэр, были два главных жизненных устремления: первое - приобщить к Писанию туземцев здешнего побережья, второе - осчастливить их прелестями парламентской процедуры. Это он однажды назвал их междоусобные склоки неразумными и бесполезными. Дабы лучше осуществлять свои похвальные намерения, он сочетался браком с принцессой племени сусу. Я - отпрыск этого союза. Мой отец, сэр, был английский доктор богословия.
- Я слышал об этом уже раз тридцать, - перебил Антони. Монго выпустил новую серию колец. Воссоздав заново свой рупор, он продолжил, не обращая на Антони внимание.
- Я посвятил себя более конкретным и практичным занятиям... - Голос звучал теперь как бы сам по себе. Он был одновременно пьяный и интеллигентный. - За исключением четырех лет, которые я провел в Англии в клерикальном обществе, умиляя епископов и переводя Евангелие от Луки на сусу, я занимаюсь тем, что переправляю дикарей из здешних лесов, где они погибают во мраке невежества, в христианские страны, где Писание будет присно согревать их своим немеркнущим светом. Это, по моей скромной оценке, куда действеннее, чем сеять семена между плевел in partibus infidelum
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.