Антони Адверс, том 2 - [120]
В день перед отплытием был большой пир. Потом каждого мужчину, женщину и ребенка обрили наголо. Ногти обрезали до мяса, чтоб не царапались, когда дойдет дело до неизбежных драк из-за места в трюме. На "Ла Фортуну" погрузили последнюю бочку с водой. Фонари погасили рано, в загонах сурово навели тишину. С первыми серыми проблесками зари началась погрузка.
Невольников партиями по десять человек перевозили в лодках и каноэ. На палубе их раздевали донага, отбирали все до последней мелочи. Любая бусина, самый маленький амулет - все летело за борт. Потом их окатывали водой из ведра и безжалостно скребли щетками. Этим занимали два молодых мандинго, которые очень веселились и отличались скорее рвением, чем лаской. Дальше невольников отправляли на бак, где с них снимали кандалы. Они стояли, обсыхая и дрожа. Крики и причитания, равно со стороны взрослых и детей, безжалостно пресекались. Работа шла споро и деловито.
Каждый невольник должен был прополоскать рот уксусом. На подходе к люку его хватали татуировщики, перебрасывали через брус и наносили ему на спину три белых пятнышка. То была метка фактории Гальего, заменявшая клеймление каленым железом и, кстати, совершенно несводимая. Такой способ клеймления рабов существовал на Перцовом берегу исстари. Однако эта операция была и самой хлопотной. Многие из пригнутых к брусу решали, что им приходит конец. Чтобы утихомиривать их, если придется, рядом стоял наготове сильный молодой негр с большим веслом. Это был виртуоз своего дела.
Потом невольников проводили вниз. Помощники и боцманы с бичами в руках руководили укладкой груза. Мужчин клали в правой части трюма головой к корме, женщин - в левой, головой к носу. Каждый должен был лежать на правом боку - считалось, что так полезней для сердца - головой на коленях у соседа. Посередине трюма оставили пустой проход для надсмотрщиков и прочих надобностей.
Межпалубное пространство тщательно очистили от незакрепленных предметов, где можно, убрали даже переборки. Ничто в трюме "Ла Фортуны" не могло теперь послужить оружием, разве что рабы сумели бы выломать шпангоут. Избранным "десятникам" раздали красные палки. Каждый отвечал за хорошее поведение десяти человек. В награду им выдали немного табака и ветхие белые рубахи, отличавшие их от сплошной черной массы нагих собратьев, которая быстро заполняла длинную палубу корабля.
Там и сям белесый утренний свет проникал в черную пещеру корабельного трюма через люки, закрытые тяжелыми решетками, с которыми не совладал бы и разъяренный лев.
Через эти отверстия, служившие для входа и вентиляции, видны были четкие силуэты черных лиц и тел, ряд за рядом уходящие в темноту, с которой постепенно сливались совсем. В самых дальних концах этой плавучей пещеры поблескивали лишь глаза и зубы, да редкие рубахи десятников. Под палубами невольники сидели днем и лежали ночью, так что доски под ними вытирались до гладкости и становились сальными. Когда позволяла погода, и когда они вели себя смирно, их кормили на палубе.
Неповиновение, нарушение санитарных предписаний, драки и жалобы неминуемо карались палками десятников или бичами надсмотрщиков. Для непокорных были кандалы и кромешная тьма во владениях крыс, где плескалась трюмная вода. Огонь не разрешалось зажигать ни под каким видом, запрещалось вносить в трюм фонари и зажженные трубки. Так что ночи рабы проводили в полной темноте, куда не осмеливались соваться даже надсмотрщики, а дни - в глубоком сумраке.
Итак, "Ла Фортуна" еще не покинула стоянку у Бангаланга, а для ее невольных пассажиров уже наступил беспокойный, гротескный сон, от которого нельзя проснуться.
Даже экспансивные африканцы притихли. Две-три женщины раскачивались, сидя на корточках, и что-то бубнили нараспев. Мрачное молчание мужчин изредка нарушалось гортанным лесным говором.
Корабль отцепился от буя и с отливом заскользил вниз по реке. Угол, под которым свет попадал в трюм, изменился. Руль заскрипел. Пушечный салют сотряс корабельные палубы, все вздрогнули. Темные тени одна за другой потянулись к гальюнам и обратно. Процессия, движимая зовом природы, не иссякала. Ее подгоняли или сдерживали надсмотрщики с привязанными к запястьям девятихвостыми плетками, так называемые "трюмные". Они дежурили по двое и регулярно сменялись.
Пока шла погрузка, Антони стоял на шканцах рядом с капитаном и давал пояснения. Все шло гладко. Уже рассвело, когда корабль снялся с якоря и заскользил по реке, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее, по мере того, как усиливался отлив. Хуан был за лоцмана. Он изучил Рио-Понго как свои пять пальцев. Когда обогнули длинный мыс, отделявший факторию от Бангаланга, и "Ла Фортуна" понеслась, подхваченная мощным течением, Антони уже не мог сдерживать радость, которая стремительно прибывала по мере того, как увеличивалось расстояние от фактории.
Когда пальмы на мысу заслонили, наконец, загоны и хозяйский дом, он почувствовал себя так, словно сбросил с головы корзину, которая до того вдавливала ее в плечи. Он сам дивился своей веселости. Дон Руис тоже поглядывал с недоумением. Он до сей поры не встречал беспечного молодого человека, с которым сейчас беседовал.
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
В книгу литератора, этнографа, фольклориста и историка С. В. Фарфоровского, расстрелянного в 1938 г. «доблестными чекистами», вошли две повести о первобытных людях — «Ладожские охотники» и «Ледниковый человек». В издание также включен цикл «Из дневника этнографа» («В степи», «Чеченские этюды», «Фольклор калмыков»), некоторые собранные Фарфоровским кавказские легенды и очерки «Шахсей-вахсей» и «Таинственные секты».
Имеет мало общего с жизнью реально существовавшего великого царя и полководца.
Творчество писателя и историка Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905) обширно и разнообразно. Его многочисленные исторические сочинения, как художественные, так и документальные, всегда с большим интересом воспринимались современным читателем, неоднократно переиздавались и переводились на многие языки.Из богатого наследия писателя в данный сборник включены два романа: «Господин Великий Новгород», в котором описаны трагические события того времени, когда Московская Русь уничтожает экономическое процветание и независимость Новгорода, а также «Державный Плотник», увлекательно рассказывающий о времени Петра Великого.
Пьер Амброзио Курти (годы жизни не установлены) – итальянский писатель, мастер исторического повествования, засвидетельствовавший своими произведениями глубокое знание древней римской жизни.В романе «Под развалинами Помпеи», окончание которого публикуется во втором томе данного издания, живой кистью художника нарисована картина римского общества в самый интересный и поучительный с исторической точки зрения период римской истории – в эпоху «божественного» императора Августа. На страницах романа предстанут перед читателем Цицерон, Гораций, Тибулл, Проперций, Федр, Овидий и другие классики Древнего Рима, а также императоры Август, Тиверий, Калигула, Клавдий и Нерон.
Эдуард Андреевич Гранстрем (1843–1918) — издатель, писатель, переводчик; автор многих книг для юношества. В частности, приключенческая повесть «Елена-Робинзон» была очень любима детьми и выдержала несколько переизданий, как и известная «почемучкина книжка» для девочек «Любочкины отчего и оттого». Широкую известность в России приобрели его книги «Столетие открытий в биографиях замечательных мореплавателей и завоевателей XV–XVI вв.» (1893), «Вдоль полярных окраин России» (1885). Гранстрем был замечательным переводчиком.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.