Антони Адверс, том 2 - [123]
Дон Руис кивнул. Теперь, когда корабль приближался к щели в барьерном рифе, он снова был начеку. Антони повернулся поторопить кру, которые должны были везти его с Хуаном на остров. Легкая гребная лодка была уже изготовлена к спуску. Как всегда, бурлящая песчано-глинистая взвесь стремительно втягивалась в щель. Вдруг мощное течение подхватило "Ла Фортуну" и вынесло в открытое море. Она вздрогнула. Потом кливера наполнились.
- Дальше вам вести ее, капитан! - прокричал Антони. - Adios! Идем, Хуан!
Лодку в мгновение ока спустили и оттолкнули. Какую-то секунду над ними висел черный корабельный корпус со слепыми орудийными портами. Потом их подняло на зеленом шипящем валу. Лодка взмыла вверх, и показалось, что корабль тонет. Через его деревянные стены Антони слышал приглушенный, протяжный стон, хлопанье бичей... потом его понесло к берегу на кипящем гребне длинной-предлинной волны. Негры лихорадочно гребли. Хуан на кормовом сиденье откинулся и завороженно глядел в небо. Лодка летела с ужасающей скоростью.
Вдруг их вместе в пеной выбросило вперед. Гребцы выскочили и бегом потащили лодку к пляжу. Антони и Хуан спрыгнули на твердый, чистый песок. Гребцы тащили лодку в дюны, словно подгоняемые инерцией последней волны. А там...
"Ла Фортуна" мчалась на запад, сияющая гора парусов, на которую грустно взирала бледная дневная луна.
Есть дружество и человеческое участие, есть утешение и поддержка в религии, целительная сила в некоторых пейзажах. Все это бальзамы, которые можно приложить к незаживающим ссадинам и ушибам жизни. Но их редко удается прописать специально или вычленить, как некое химическое соединение. Их порой удается отыскать, словно дикие целебные травы, случайно выросшие и случайно сорванные. Ошибочно считать их панацеей. Это скорее обезболивающее или укрепляющее, но в большинстве случаев - лучшее средство, которое можно сыскать, особенно если пациент лечится ими неосознанно. Эта поездка на барьерный риф долго оставалась в памяти Антони такого рода лекарственным средством, которое, считал он, хотя и затруднялся внятно объяснить, продлило и скрасило его существование.
И впрямь, было что-то необычайно чистое и бодрое в этих омытых волнами, овеянных морскими волнами островах; не было ничего загадочного или мрачного. Они лежали, влажные, дрожа и обсыхая в бесконечном тропическом свете. Он почувствовал это, едва ступил на берег.
Нехоженная, нетронутая полоса уходила к северу на много миль, где наконец исчезала в белой прибойной мгле. Всякий раз, как длинный-предлинный вал с грохотом накатывал на берег, влажный туман вспыхивал радугами. Чайки стремительно проносились над редкими зубьями лучащегося гребня, всякий раз чудом взмывая над поверхностью. Дул сильный ветер, теплый, однако без лесной застойной влажности и запаха гниющей растительности. Привкус соли в воздухе прояснял голову.
Но что ощущалось в первую очередь и постоянно, это пронизывающий свет, изливаемый на песок и воду, отраженные синие лучи, необъятные просторы кобальтово-синего моря и голубое, как яйца малиновки, небо. Далеко-далеко висела натянутая черная нить горизонта. Это была грань. Если б не она, это бы была вечность.
С одной стороны от Антони дрожали мыльные хлопья зеленой воды, образуя переменчивый узор тающих изгибов, с другой тянулись молчаливые горы ослепительно белого песка, дюны, переходящие в миниатюрную тропическую возвышенность. Здесь не было и памяти о человеке. Стайка куличков летела чуть впереди Антони, ожидая, пока он ее нагонит. Тогда кулички вновь поднимались в воздух, их слабые, пронзительные крики только подчеркивали тишину. Они оставляли легкие следы, быстро тающие на влажном песке. Еще были маленькие прибрежные крабы, заметные лишь по мельканию теней в песке. Сами они были неразличимы на ярком солнце. Так, через шум крыльев и волн, через переменчивое мелькание млечных теней, вспархивающих при его приближении, Антони брел все дальше и дальше на север.
Глухой рокот прибоя, бьющего в обнаженный отливом крутой прибрежный уступ, напомнил ему, что пора возвращаться. Он повернул на юг и пошел назад по своим следам. Он прошел не меньше двух миль, однако первый восторг еще не успел улетучиться. Он шагал широко, весело махая руками. По такому гладкому серебристо-белому пляжу можно идти бесконечно.
Солнце село. Короткий тропический закат догорел, оставив обглодок печальной луны изливать серебристую славу лучей на берег. Пенные замки вздымались и опадали грудой тающих опалов. Белая прибойная дымка стала вдруг призрачной и волшебной. Возвращающийся прилив гудел все громче. Казалось, мягкие голоса время от времени окликают Антони из прибоя. Зрачки расширились, постепенно привыкли к темноте. С наступлением первой вечерней прохлады он искупался в приливной заводи и побрел вдоль краешка моря. Волны добегали ему до щиколоток.
Какая радость, что в наступивших сумерках не завыли, не заревели джунгли! Вообще ни звука, только ритмичный ропот буруна да шелест накатывающих на берег волн. Казалось, они вымывают тягостные воспоминания и предчувствия из его головы, как вымывают из кораллов забившийся в них песок и водоросли.
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.