— Даём вам ещё отсрочку, до осени, — сказал врач. — Старайтесь, растите!
И Зайчиков старался. К осени он подрос ещё на сантиметр с половиной. Врач наконец пожалел его:
— Что с вами поделаешь! Ладно, берём. Может, пока до полка доедете, полсантиметра доберёте.
Не знаю, добрал он полсантиметра или нет, а только в роте во время поверок, когда все отвечали: «Я, я, я…», его «я» раздавалось самым последним. Потому что он стоял на крайнем левом фланге. Бойцы так и называли его по-дружески: «Левый фланг». Но Зайчиков не огорчался: он знал, что это шутка.
Но вот началось обучение. Зайчиков вместе со всем отделением вышел на плац. Сержант выстроил отделение вдоль серой дощатой стены и скомандовал:
— Вольно, снять ремни! Перед нами препятствие номер два, называется «русская стенка». Как видите, оно вроде забора, только чуть повыше. Глядите, как его надо одолевать.
Сержант снял ремень и стал показывать:
— Делаем разбег… подбежали… так… Упор правой ногой повыше, вот так… Одновременно руками хватаемся за край, вот так… под-тя-ги-ва-ем-ся, перекидываем ноги, вот так… и делаем соскок мягко и полуприседая.
И сержант очутился по ту сторону стенки. Потом он вызвал:
— Ермолов!
Правофланговый великан Ермолов, грохоча сапогами, вскарабкался на стену. Доски под ним затрещали, но он уже перевалился через край.
— Mусков! — вызвал сержант.
Большой, сильный Мусков, пыхтя, перелез через стенку.
— Сидоров!
Сидоров, знаменитый ротный плясун, кошкой взметнулся и перемахнул через стенку.
— Зайчиков!
Зайчиков сделал шаг вперёд:
— Разрешите обратиться, товарищ сержант.
— Обратитесь…
— Видите, товарищ сержант… оно для меня чересчур, как бы сказать, высокое! Нет ли тут чего-нибудь пониже?
Молодые солдаты засмеялись. Сержант посмотрел на «русскую стенку», на Зайчикова и сказал:
— Выбирать не приходится. Такое уж положено по уставу. Попробуйте!
Зайчиков вздохнул, отошёл немного, разбежался, подбежал к стенке и… упёрся в неё руками:
— Нет, не достать, товарищ сержант!
— А ну-ка, ещё раз!
Зайчиков снизу вверх посмотрел на серые доски «русской стенки», снова вздохнул и… но тут, на его счастье, вышел дневальный и закричал на весь плац:
— Седьмая рота, кончай занятие!
Всё отделение зашагало в столовую. Рассаживаясь вдоль длинных белых столов, молодые солдаты шутили:
— Левому флангу не давайте! — Он нынче не заработал!..
— «Русскую стенку» не одолел…
— А ты, Зайчиков, закажи себе отдельное препятствие…
— Скажи — детское…
Зайчиков обиделся, уткнулся в тарелку и молча глотал горячий жирный суп-крошёнку.
Вечером после мёртвого часа все пошли в красный уголок. А Зайчиков остался в казарме. За окошком моросил скучный дождик. Зайчиков послушал, как за стеной, в красном уголке, заливается баян и гремят новые, ещё не стёртые подковки плясуна Сидорова. Потом он снял с вешалки фуражку и вышел на плац. Здесь было тихо и пусто. Одинокая ворона сидела на препятствии номер два. Зайчиков потрогал мокрые, шершавые, истерзанные каблуками доски. Потом он отошёл подальше, разбежался, подбежал к стенке, подпрыгнул, но не достал до края, а только спугнул ворону. Она насмешливо каркнула и улетела.
Зайчиков снова разбежался и снова подпрыгнул. Ещё немного, кажется ещё чуточку, и он ухватился бы за край. Но доски были скользкие — он сорвался и упал.
Стиснув зубы, Зайчиков снова разбежался. И вдруг, на бегу, он чуть не сбил кого-то с ног. Зайчиков вгляделся и… оторопел. Перед ним стоял низенький, коренастый капитан — дежурный по гарнизону.
— Товарищ дежурный по гарнизону, — залепетал Зайчиков, вытягиваясь, — пппростите меня… я нечаянно… темновато здесь…
Капитан поднял сбитую при толчке фуражку, надел её на лысую голову и сказал:
— А чем вы здесь, молодой солдат, собственно, занимаетесь в одиночестве?
— Вот… — растерялся Зайчиков, — «русская стенка»… Конечно, рост не дозволяет…
— Рост не дозволяет? — удивился капитан. — А ну, покажите-ка, как вы делаете.
И Зайчиков снова — в который раз! — подбежал к стенке и… беспомощно потоптался около неё.
— Та-ак, — протянул капитан. — Подержите-ка!
Он отдал Зайчикову свою сумку, снял ремень:
— Я как будто не выше вас… Ну-ка, тряхнём стариной!
И не успел ещё Зайчиков сообразить, в чём дело, как низенький, плотный и немолодой уже капитан подбежал к «русской стенке», взвился и легко перемахнул через неё.
Потом он подошёл к Зайчикову и, часто дыша, сказал:
— Понятно, товарищ молодой солдат? Вы, подбегая к стенке, замедляете шаг. Вы боитесь препятствия. А надо наоборот: пускай оно вас боится!
Он туго подпоясался, взял сумку:
— Смирно! Слушать мою команду! Одолеть препятствие номер два, быстро!
И Зайчиков разбежался, но теперь, чем ближе к препятствию, тем сильнее ускорял он свой бег. Он бежал со злостью, с решением победить во что бы то ни стало. Вот он на полном ходу подбежал к «русской стенке», с маху упёрся носком сапога как только мог высоко. И тут наконец-то загадочная сила разбега, которая до сих пор не хотела ему подчиняться, подхватила его, вознесла — и маленький Зайчиков легко ухватился за край, подтянулся, перекинул свои короткие ноги и сделал соскок мягко и полуприседая.
— Ну вот, молодец! — сказал капитан. — Давно бы так!
