Антология средневековой мысли. Том 2 - [20]

Трактат II

ОБ ИНТЕЛЛИГИБЕЛЬНОМ САМОМ ПО СЕБЕ

Глава I. О том, что ничто не познается помимо универсального

После этого, по-видимому, следует сказать об интеллигибельном. Ведь есть мнение почти всех [философов], что только универсальное интеллигибельно, поскольку и Аристотель, и Боэций, и Аверроэс утверждали, что универсальное познается, частное же — ощущается. Они привели наиболее сильный довод в пользу этого, хорошо известный всем, — что интеллект воспринимает оголенное и ободранное (nudatum et spolatum) от материи и от материальных придатков. Следовательно, поскольку материальные придатки суть то, что индивидуирует форму, [воспринимаемое интеллектом] обнажено от индивидуирующего, и, таким образом, остается [заключить], что объект интеллекта есть универсальное, и, таким образом, все согласно учат, что универсальное есть объект интеллекта.

Далее, универсальное есть или в вещах, или в чувстве, или в интеллекте, или же совершенное ничто. Но установлено, что оно не в чувстве. Поскольку же в вещах нет ничего, помимо частного и свойственного единичной вещи, установлено, что универсальное не в вещах. Итак, надлежит ему быть в интеллекте.

Далее, Аристотель учил, что универсальное есть везде и всегда и что оно есть одно во многом и относительно многого. Но никакая вещь не есть везде и всегда (я говорю о вещах природных или искусственных, находящихся вне души), таким образом, надлежит тому, что есть везде и всегда, существовать в душе, а не в вещах.

Далее, собственное действие действующего интеллекта — абстрагирование, но не только от материи, а универсальным образом от того частного, интенция которого сохраняется в чувственной душе. Это же абстрагирование есть не что иное, как восприятие универсального из частного, потому и Аристотель учит, что при восприятии многих опытов получится одно универсальное восприятие, которое есть основание искусств и наук. Следовательно, остается [заключить], что собственный объект интеллекта — универсальное.

Но некоторые не желают согласиться с этим, утверждая, что есть нечто, в чем обнаруживаются простота и нематериальность, которое не может абстрагироваться от материи и не имеет материальных придатков: так интеллект познает сам себя и другие интеллектуальные природы, которые, однако, не суть универсальные, следовательно, говорят они, интеллект тем самым воспринимает частное.

Далее, только природное и математическое само по себе в материи и в движении, божественное же всецело без движения и материи, однако в божественном не все универсально, но есть универсальное и частное. Итак, говорят они, поскольку божественное воспринимается только интеллектом, надлежит, чтобы в интеллекте воспринималось нечто частное. К этому же они приводят, сказанное в книге «Физика», что мы истинно познаем и знаем некую вещь только когда мы познаем ее причины, начала и элементы[64]. Причины же, начала и элементы вещей составляют вещи частным образом и суть нечто частное. Следовательно, кажется, что интеллект истиннее относится к частному, чем к универсальному. Иные же, которые отрицают, что только универсальное — интеллигибельно, говорят нечто подобное.

Нам же, по-видимому, следует согласиться с первым мнением, а именно, что интеллигибельно только универсальное, и никакое не частное, поскольку так согласно учит вся школа перипатетиков. Существует ли универсальное только в интеллекте, а не в вещах вне [интеллекта], надлежит исследовать позднее в этой же книге, но теперь скажем: ничто не познается чистым интеллектом, помимо универсального, и как учат [перипатетики]; причина этого в том, что интеллект, будучи простым и чистым, ничего не имеет общего с частным и отделен от него. Надлежит же ему обладать объектом, пропорциональным себе, поскольку знать и понимать приличествует ему только согласно его способности и соответственно ей, ведь страсть присуща чему-либо страдающему, объекты же не причиняют никаких иных страстей, кроме тех, что свойственны страдающему. Поэтому если бы нечто частное причиняло страдание интеллекту, то надлежало бы, чтобы он соответствовал этому частному по роду, и тогда бы он испытывал страдание от вещей, которые принадлежали бы к тому роду, к которому относится это частное, чего не может быть, как часто мы говорили, и поэтому объект, вносящий свойственное претерпевание в возможностный интеллект, обнажен от материи и материальных придатков.

И неверно то, что говорит оппонент, будто в частных вещах простота находится следующим образом: во всякой вещи универсальное — из части сообщаемой формы, а частное из части субстанции этой формы, которая несообщаема и подходит только одному, и поскольку начало сообщаемости обнаруживается во всех совершенных природных вещах иначе, чем в первой причине, Боэций говорит, что «всякая вещь обладает чем-то, что есть, и чем-то, что есть это, и всякая вещь есть это и то». Но мы часто говорили, что абстракция, совершающаяся в интеллекте, есть [абстракция] от частного, а не всегда от материи, согласно тому, что «материя» берется строго, как субъект изменения и движения: так, например, абстрагируется «полено [вообще]» от «этого полена» и «интеллект» от «этого интеллекта». Когда же я говорю «небо», я называю универсальную форму, а когда я говорю «это небо», я называю форму, ставшую частной и закрепленной в этой материи. Эта же абстракция существует по отношению ко всему, и интеллект познает себя так, как и другое интеллигибельное, как установлено в третьей [книге] «О душе»