Антология средневековой мысли. Том 1 - [190]

30. Следовательно, в то время как эти две свободы — суждения и желания наслаждения — посредством которых истинная мудрость и мощь служат разумному существу, и таким образом Богу, распоряжающемуся по своему усмотрению, и в которых они видоизменяются в зависимости от причины, места, времени, ибо в малой мере они присутствуют на земле, целиком — на небесах, умеренно — в раю, в аду же они совершенно отсутствуют, свобода выбора относительно того состояния, в каком она создана, нисколько не меняется, но в равной мере и всегда (насколько она присутствует в себе) ею владеют небеса, земля, подземное царство: ведь первые две свободы считаются заслугой подобия, последняя — образа. В аду погибли обе свободы, как свидетельствует авторитет Писания, то есть, те которые, как считается, относятся к подобию. Ведь именно там совсем нет мудрости, которая возникает из свободы суждения, что разъясняет известное место, где говорится: «Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости» (Еккл. 9, 10). В свою очередь, о могуществе, которое дается посредством свободы желания наслаждения, Евангелие говорит так: «Связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю» (Мф. 32, 13). Что же связывает руки и ноги, если не лишение всякого могущества?

31. Но могут сказать; почему нет никакой мудрости там, где переносимые злодеяния заставляют раскаиваться в содеянных злодеяниях? Неужели не мудро устроено, что кто-то в муках раскаивается или не раскаивается во зле? На это с успехом можно возразить, что только совершение греха (opus peccati), но не греховное желание (voluntas mala) наказывается[486]. Ибо нет никакого сомнения, что ввергнутый в муки не находит удовольствия в повторении акта греха. Однако если воля и в муках остается злой, какой вес имеет отрицание грешником своего деяния; ведь предполагается, что он знает, что в пламени нельзя предаться радости? Отсюда и слова: «в лукавую душу не войдет премудрость» (Прем. 1, 4). Как же мы докажем, что злая воля и в наказании остается злой? Опуская все остальное, с уверенностью можно сказать, что никто не хочет быть наказанным. Праведность же в том, чтобы быть наказанными вершащим достойное наказания. Следовательно, они не хотят того, что праведно. Но кто не хочет того, что праведно, имеет и волю неправедную. Значит, воля неправедна и тем самым зла потому, что не находится в согласии с праведностью. Существует два состояния, которые определяют неправедность воли: или когда хочется грешить, или когда хочется, согрешив, остаться безнаказанным. Им, следовательно, хочется грешить, пока позволено. А когда уже не могут, хотят остаться безнаказанными за согрешенное. Что в этом проявляется от истинной мудрости, от доброй воли? Они раскаиваются в том, что согрешили; однако, если бы им был предоставлен свободный выбор, разве они не предпочли бы грешить, чем терпеть наказание за грех? А ведь первое неправедно, а второе — праведно. Разве добрая воля предпочтет выбрать скорее неправедное, чем праведное? Кроме того, не истинно раскаиваются те, кто страдает не столько от того, что жил для себя, сколько от того, что уже не может продолжать эту жизнь. Таким образом обнаруживается то, что совершается внутри. Ибо пока плоть живет страстями, воля, как известно, пребывает во зле. Итак, от подобия, которое заключается в свободе суждения и желания наслаждения, в аду нет ничего и быть не может, в то время как образ пребывает там неизменным из-за свободного выбора.

Глава X. О том, что подобие образа Божия в нас преобразуется Христом

32. Но это подобие в наше время нигде не обнаружилось бы, а образ отвратительный и искаженный, до сих пор оставался втоптанным в грязь, если бы евангельская жена, сиречь мудрость, не зажгла светильник, не явилась бы во плоти, не очистила дом от пороков, не стала бы искать свою драхму потерянную (Лк. 15, 8); иными словами свой образ, который лишившись своей природной красоты и вызывая отвращение личиной греха, как бы скрывался во прахе; найдя же — не очистила бы и не извлекла бы из пределов неподобия[487]; и возвратив ему прежний вид, не сделала бы его подобным во славу святых, мало того, к себе самой, пройдя все это, не вернулась бы, приняв надлежащую форму, как об этом повествуется в Писании: «знаем только, что когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3, 2). На самом деле, кому более подобало такое свершение, чем Сыну Божьему, Который, будучи сиянием славы и образом божественной субстанции, вечно направляя словом, явился, легко защищенный тем и другим, и укрепил слабого, придал форму бесформенному. Ибо, сиянием лика обратив в бегство тени грехов, Он возродил мудрого, и силою слова против властелина тьмы Он сделал могущественным.

33. Итак, явилась та форма, для которой нужно было создать свободу выбора: ибо чтобы она восприняла свою прежнюю форму, надо было преобразовать ту, из которой она была создана. Форма же есть мудрость; ведь превращение — это то, что во плоти совершает образ, а в мире — форма. Далее, он «прочно (fortiter) простирается от одного конца до другого и все устрояет на пользу». (Прем. 8, 1). «Распростирается от одного конца до другого», т. е. от горних высот до подземных областей, от высших ангелов до ничтожнейших червей. «Распростирается от одного конца до другого», т. е. от горних высот до подземных областей, от высших ангелов до ничтожнейших червей. «Распростирается же прочно», т. е. не кратковременно, не в одном каком-нибудь месте и не как следствие управления подвластным существом; но как результат действия существенной и всюду присутствующей силы, с помощью которой она могущественнейше и с необходимостью все приводит в движение, повелевает и управляет им. И делает все это не по какому-то присущему ей принуждению. Напротив, она добивается этого без каких-либо трудностей, располагая все сладостно спокойной волей. И, конечно, распростирается от одного конца до другого», т. е. от рождения существа до предела, предназначенного ему Создателем, к которому или ведет природа, или торопят обстоятельства, или дарует благодать. «Распростирается прочно», ибо ничего не случается с ними, что не предназначил бы он могущественным провидением так, как он хочет.