Антология средневековой мысли. Том 1 - [170]

Предмет же (materia) этого автора — отчасти вещи, отчасти слова. Ведь поскольку он обращает внимание на сказуемые слова соответственно значению вещей, то, следуя этому, он делает акцент то на слова, то на вещи.

Польза же такова, что благодаря этому трактату выясняется некоторым образом значение всех речевых выражений, ибо в десяти этих именах обнаруживаются, конечно же, природы всех вещей. То, что он предлагает ради различения истины, приносит много пользы для исследования природы любой вещи.

Спрашивается, нужно ли прилагать это знание о предикаментах к логике? Ведь говорят, что это — не логика и не часть логики, ибо любая логика состоит из двух интегральных частей (и не известно, что в ней имеются какие-либо другие), а именно из знания, как нужно находить доказательства, и знания, как нужно судить о найденном[412]. А упомянутое знание предикаментов не учит находить доказательства и подтверждать найденное. Отсюда: никоим образом нельзя утверждать, что оно прилагается к логике, хотя, однако, для логики оно весьма необходимо. С другой стороны, вовсе не очевидно, что с этим согласен Боэций. Ибо когда он говорит, что эту книгу нужно преподносить начинающим [изучать] логику, он, конечно, полагал, что тот, кто читает эту книгу, уже тем самым приступает к логике, чего не было бы никоим образом, если бы она не была связана с логикой. Более ясно он выражает это в таких словах: «Поскольку, — говорит он, — искусство логики относится к речи и в этом труде главным образом речь ведется о сказуемых — хотя ведь эта книга соотносится с другими частями философии, — однако преимущественно она относится к логике, некоторые простые элементы которой, то есть речевые выражения, в ней прежде всего и обсуждаются»[413].

С другой стороны, так как признается, что есть такая наука логики, то вопрос, нужно ли прилагать (supponendaest) ее к науке нахождения или суждения, остается. Но она прямо относится к нахождению, так как нами здесь главным образом она вводится для нахождения доказательства того вопроса, который, по свидетельству Боэция, является первым. Ведь вопросы в первой [книге] второго издания [Комментария] к Порфирию им самим подразделяются таким образом: сначала, говорит он, нужно спросить о некоем [предмете], есть ли он, затем — что именно он есть или каков он, куда [Боэций] включает вопросы о прочих акциденциях, наконец, почему он существует таким образом[414]. Относительно этого вопроса, о котором мы говорили как о первом, который нужно укреплять доказательствами, такая дистинкция предикаментов максимально необходима; в соответствии с нею, исследуя нечто, можно обнаружить, есть ли оно (если, разумеется, мы могли бы приспособить к нему какой-нибудь из предикаментов) или его нет (если оно — ничто), а, возможно, и что оно есть (если мы припишем [нечто] одно прочим отдаленным, как это делает Аристотель в [разделе] «О качестве», говоря: «Ведь ни один из прочих предикаментов не прилаживается неправедно, ни количество и т. д.»[415].

«Остается[416]заглавие, которое было разным. Ведь одни озаглавливали [книгу] „О вещах", другие — „О родах"», то есть о способах представления (maneriis) вещей, «которые объединяются одной и той же похожей ошибкой»[417]. Ибо [Аристотель] сам[418] провозглашает, что обращает внимание только на сказуемые, говоря: «Из того, что говорится без какой-либо связи, каждое обозначает или субстанцию и т. д.»[419]. То, что он сказал: «Утверждение получается при их взаимосвязи друг с другом»[420], — является важнейшим доказательством того, что внимание он направлял на сказуемые[421], ибо утверждение связывается не вещами, а словами. Отсюда, по свидетельству Боэция, книга скорее должна называться «О десяти предикаментах»[422].

И заметь, что это имя — предикаментов — принимается либо просто, либо как собирательное (in collectio). Оно принимается просто при обозначении каждого из наивысших родов, согласно второй книге второго издания Боэциева [Комментария] к Порфирию: «Мы рассказали, что Аристотелем были установлены десять предикаментов, которые потому называются предикаментами, что сказываются обо всем прочем»[423]. На основании такого понимания титульной записи он и предложил заглавие «О десяти категориях». Это имя предикаментов Порфирий воспринял как собирательное при обозначении любого из наивысших родов со всеми подчиненными им родами и видами, говоря: «В каждом предикаменте есть некий наивысший род и т. д.»[424].

Поскольку это имя предикаментов принимается как собирательное, то обычно спрашивается, являются ли все простые речевые выражения предикабилиями в соответствии с каким-либо своим значением в каком-либо предикаменте? На сей счет существуют различные мнения.

В самом деле, одни понимают под предикаментом такие субстанциальные слова, которые именуют субъектную вещь по сущности, например, «человек», «белизна», «животное», «цвет». Другие желают, чтобы принятое в качестве предикамента в соответствии с основным значением относилось к прилегающей форме[425], и полагают, что и «белизна», и «белое» находятся в предикаменте качества, потому что и та, и другое обозначают «белизну», хотя и разными способами — одна по сущности, другая по приложенности. Но истинно говорит вот кто: определять не является необходимым, и мы можем [это делать] не иначе, как только допустив, что именно те и другие желают понимать под выражением «быть в предикаменте». Ибо если «быть в предикаменте качества» есть ничто иное как «обозначать качества», то, разумеется, как «белое», так и «белизна» находятся в предикаменте качества.