Антология современной словацкой драматургии - [7]
ШЕРИФ(простодушно). Ну что, Светак, шампанское нам пришлось кстати?
МОНИКА (Светаку). Довольно приятное ощущение, Эмиль. Хотя приятные ощущения, к сожалению, никогда не длятся долго.
ФИЛИПП(строго). Ведите себя прилично, или я откажусь от эксперимента! (Достает следующую бутылку — хлоп!) А теперь мы будем петь! Посмотрю, что вы еще помните из латыни!.. (Начинает торжественно.) Gaudeamus igitur… (Старая песня звучит мощно и красиво: среди одноклассников есть хорошие певцы, хорошие голоса, Филипп во время пения доливает.)
Все вместе поют:
>Вспышка фотоаппарата освещает пространство; поющие одноклассники только теперь сознают, что кто-то стоит за ними.
БЛАНКА. Боже, Марек!..
СИРИУС. Алхимик!..
МАРЕК (закрывает аппарат). Появится в газетах. Или в альбоме преступников. Добрый вечер всей компании!
БЛАНКА. Привет, Марек! (Весело.) И все же тебе захотелось заглянуть на нашу… идиотскую вечеринку?
МАРЕК. Целую ручки, Бланка.
ЛУПИНО. Давайте его качать на руках за ту телеграмму!
ДОКТОР. Взгляните: живая реклама сохранения молодости!
ШЕРИФ. Факт! Как это тебе удается, дружище?..
МОНИКА. Он посылает нам дурацкие телеграммы и тем самым сохраняет себе детство.
МАРЕК. Ты — потрясающая, Моника. Налей мне!
МОНИКА. Шампанского или купороса?
МАРЕК (торжественно поднимает бокал). Выпьем за нашу встречу… за успехи, которых мы достигли… за наши лысины, диоптрии, зубные протезы, инфаркты, полнеющие животики, дряблые мускулы…
ФИЛИПП. И за наш… роз?!
МАРЕК. Какой роз…?
ФИЛИПП. Склероз!..
МАРЕК Я пью за наш прекрасный 21/22 год рождения!.. Ура! Виват! (Пьют и сразу же протестуют.)
ШЕРИФ. Какие лысины, скажите, пожалуйста? И где ты видишь склероз?..
ФИЛИПП. Класс «Б», между прочим, мужественно сопротивляется дурным веяниям времени! (Женщинам.) Ну, что скажете, девчата?
БЛАНКА. Вы — красавцы! А те, из другого класса!.. (Пренебрежительный жест.) Кошмар!..
ЛУПИНО. Они раскисли. И превратились в кругленьких старичков.
МОНИКА. Они уже в младенчестве были старичками!
ДОКТОР. Доносчики, трусы и болваны!..
СВЕТАК. Трусы!.. И неандертальцы!..
ШЕРИФ (поднимает бокал). А я спрашиваю вас: кто не боялся никого и ничего? Кто умел отлынивать? Где были бунтари и второгодники?..
ВОЗГЛАСЫ. В классе «Б»[16]! Только в нашем классе!.. (Пьют, чокаются, смеются.)
ЛУПИНО. Вот это был класс! Сплошные хорошие мальчики!.. (Вскакивает.)
Командуй, Шериф, давайте!.. (Рассаживаются на «лавки» как во время уроков, ждут.)
ШЕРИФ (расслабленно). Не сходи с ума, Лупино!
ЛУПИНО. Без разговоров! Давайте!..
ШЕРИФ (допивает, как бы взвешивает. Вдруг резко, вполголоса). Шаг-о-о-ом… марш!
>Восемь пар ног под «школьными лавками» начинают маршировать — сразу же и четко.
ЛУПИНО. Вы помните?.. (Вскакивает на «кафедру», живо изображает.) Сумец[17] сначала не верит собственным ушам… Сидит за кафедрой с повисшими усами… сгорбленный, съежившийся, как настоящий сом на дне…
>Восемь неподвижно сидящих одноклассников маршируют резко и четко. Раз-два… раз-два… Как 25 лет тому назад.
>СУМЕЦ вскакивает… передние парты моментально стихают… задние продолжают… СУМЕЦ пробегает по проходу… сзади стихают, а передние вновь начинают… СУМЕЦ летит обратно… передние затихают, сзади переполох… он носится по проходу, взад-вперед, взад… никого не может поймать… а мы шагаем и шагаем, а он носится по проходу, будто пес возле хозяйственного магазина!..
>Восемь пар ног продолжают маршировать. Четко и неутомимо. Как раньше.
>Потом он смиряется… Запыхавшийся… разъяренный…. шокированный. Его усы злобно трясутся… и слышно, как звенят его нервы! Ритм марша непроизвольно нарушается, становится более редким.
ЛУПИНО (растерянно). И вдруг… вдруг он начал маршировать с нами. (Изображает немецкий «Парадный марш».)
ШЕРИФ. Это нас потрясло!
ДОКТОР. Потом он читал нам о царе Клавдии[18], у которого голова стала тыквой…
МОНИКА. После выпускных экзаменов я встретила его только один раз. Он покупал себе новую шляпу… его как раз выпустили из тюряги. Ну так мы пошли отпраздновать это событие в кондитерскую… Новую шляпу… и свободу…
>Сразу становится тихо. Внезапно и надолго. Одноклассники остолбенели, будто их что-то осенило.
ЛУПИНО. Это факт, Сумецу не везло! Ему всегда кто-то свистел офсайд…
МОНИКА. Он заказал наполеоны и пюре из каштанов. Я обратила внимание, что он достал последние гроши.
СИРИУС. Ты ему одолжила?
МОНИКА. Шестьдесят талеров. На троллейбус — больше он не хотел.
ДОКТОР. Да, Сумецу не везло… (Пьет.) Начиная с Восстания[19] и до конца войны он просидел в тюряге, после войны — снова… Сначала немцы, потом…
МАРЕК. Потом — для разнообразия — мы!
МОНИКА. Кто — мы?.. Ты не мог бы выражаться немного яснее?
ФИЛИПП. Ты сразу поняла, что он невиновен?..
МОНИКА. Но ведь я же знала его!
ШЕРИФ. Мы все знали его, Моника! И мы все знаем, что это был за человек — величина, авторитет, педагог старой закалки, но наши!..
МОНИКА. Так что, собственно говоря, наши арестовали нашего. Наши отправили в заключение своего. Свои вешали своих и так далее. Оказывается, не просто разобраться в нашей родной грамматике.
Истории семи успешных женщин, строящих свою карьеру, окруженных внешним лоском, но не испытывающих счастья. Изысканный многослойный десерт из откровенных и честных признаний каждой из них. За гламуром, сарказмом и постоянной конкуренцией кроются истинные чувства и настоящие ценности, которые все сложнее обрести в современном мире в бесконечной гонке на выживание.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.