Антология современной британской драматургии - [57]

БИЛЛИ. Тетя, я был очень занят.

ЭЙЛИН. Понятно. Чтобы написать теткам, которые из-за тебя все извелись, ты слишком занят. А чтобы купить Хубба-Буббу какому-то обормоту и показать, какой ты теперь важный, ты не занят.

БИЛЛИ. Да чтобы Хубба-Буббу купить, всего минута нужна. Разве это подходящее сравнение?

ЭЙЛИН. Не смей бросаться мне тут умными словами. Знаешь, что не прав.

БИЛЛИ. Да ведь «сравнение» — не такое уж умное слово.

ЭЙЛИН. Смотрите-ка, великий и ужасный янки.

БИЛЛИ. А еще в Америке очень сложная почтовая система.

ЭЙЛИН. Не придумывай отговорок. Не думай, что я так скоро прощу и все забуду, как она. Она простила, потому что совсем свихнулась, пока тебя не было. Со мной этот номер не пройдет!

БИЛЛИ. Не надо, тетя.

ЭЙЛИН (выходит). Нет, надо. Надо.

Длинная пауза. БИЛЛИ стоит, склонив голову. ЭЙЛИН выглядывает на сцену.

Может, ты еще и картофельных оладьев к чаю хочешь?!

БИЛЛИ. Я не против.

ЭЙЛИН. Ну, знаешь!

Она снова выходит. Пауза. БИЛЛИ смотрит на экран-простыню, снова ее натягивает и стоит, смотрит на нее, слегка ее поглаживая. Справа неслышно входит БОББИ, через мгновение БИЛЛИ его замечает.

БИЛЛИ. Малыш Бобби, я должен тебе кое-что объяснить.

БОББИ. Не надо ничего объяснять, Билли.

БИЛЛИ. Но я хочу, Бобби. Послушай, я никогда не думал, что наступит день, когда мне придется объясняться. Я надеялся навсегда исчезнуть в Америке. Я бы так и сделал, если бы был там нужен. Нужен для съемок. Но я им не нужен. Вместо меня они наняли блондина из Форта Лодердейл. Он не калека, но янки сказал: «Лучше нанять нормального парня, чтобы сыграл калеку, чем калеку, который вообще на хрен не умеет играть». Правда, он сказал еще грубее. (Пауза.) Я думал, я неплохо играю. Часами тренировался в гостинице. А все без толку. (Пауза.) И все же я попробовал. Не мог иначе. Мне надо было уехать отсюда, Малыш Бобби, любым способом, как маме с папой, которые тоже хотели отсюда убраться. (Пауза) Пойти утопиться, вот о чем я думал, чтобы… чтобы не смеялись, не дразнили. Что за жизнь — таскаться по врачам, листать одни и те же книги и думать, как бы убить еще один день. Еще день — и что в нем хорошего? Одни насмешки и подзатыльники, вроде как я полоумный какой-то. Деревенский сирота. Деревенский калека, и все. Да здесь полно калек, таких же, как я, только я снаружи, а они внутри. (Пауза) А вот ты, Малыш Бобби, не такой и никогда таким не был. У тебя доброе сердце. Думаю, поэтому тебя было так легко надуть письмом про туберкулез, поэтому я и раскаивался, что надул тебя, поэтому и сейчас раскаиваюсь. Особенно потому, что я поймал тебя на том, от чего умерла твоя хозяйка. Я просто думал, так выйдет убедительнее. Но я думал, я надеялся, если тебе придется выбирать между тем, чтобы тебя надули, и моим самоубийством, то, когда гнев твой пройдет, ты выберешь надувательство. Я не прав, Малыш Бобби? Не прав?

БОББИ подходит к БИЛЛИ, останавливается прямо перед ним и вытягивает из рукава обрезок трубы.

БОББИ. Нет.

БОББИ заносит трубу.

БИЛЛИ. Не надо, Бобби, нет!.

БОББИ бьет Билли обрезком трубы, БИЛЛИ закрывается руками. Затемнение. БИЛЛИ кричит от боли, снова и снова слышны удары трубы.

Сцена девятая

Магазинчик поздним вечером. ДОКТОР осматривает окровавленное лицо БИЛЛИ. КЕЙТ у прилавка. ЭЙЛИН выглядывает за дверь.

ЭЙЛИН. Джонннипатинмайк почти всему острову раззвонил, что Билли к нам вернулся.

КЕЙТ. Сегодняшний день богат новостями.

ЭЙЛИН. У него буханка хлеба в руке и две бараньи ноги под мышкой.

КЕЙТ. Билли вернулся, Малыша Бобби арестовали, а дочка Джима Финнегана постриглась в монашки. Этого уж никто не ожидал.

ЭЙЛИН. У монашек, небось, совсем дела плохи, если уж они приняли к себе дочку Джима Финнегана.

КЕЙТ. Видно, снизились требования в монастырях.

БИЛЛИ. А почему бы дочке Джима Финнегана и не стать монашкой? А что шлюха она, только слухи.

ДОКТОР. Да нет, она и правда шлюха.

БИЛЛИ. Правда?

ДОКТОР. Да.

БИЛЛИ. А вы откуда знаете?

ДОКТОР. Можешь поверить мне на слово.

ЭЙЛИН. Ведь он же доктор.

БИЛЛИ (пауза). Просто мне не нравятся люди, которые сплетничают про других, вот и все. Мне самому от таких досталось.

ДОКТОР. Но разве не ты виноват, что о тебе пошли все эти слухи? Разве не ты подделал письма от меня, за что тебе еще предстоит ответить?

БИЛЛИ. Простите, доктор, но у меня разве были другие перспективы?

ЭЙЛИН. «Перспективы» — вы слышали?

КЕЙТ. Они все так умничают, когда вернутся из Америки.

ЭЙЛИН. Перспективы. Ну, не знаю.

БИЛЛИ. Наверное, доктор не откажется выпить чашку чаю, вы не принесете?

ЭЙЛИН. Хочешь от нас отделаться? Если так, то скажи прямо.

БИЛЛИ. Да, хочу отделаться и говорю об этом прямо.

ЭЙЛИН смотрит на него несколько секунд, после чего они обе с грустным видом выходят в заднюю комнату.

ДОКТОР. Не стоит так с ними разговаривать. Билли.

БИЛЛИ. А чего они заладили одно и то же.

ДОКТОР. Я все понимаю, но они ведь женщины.

БИЛЛИ. Знаю. (Пауза) Можно я вас спрошу, доктор. Что вы помните о моих родителях? Что они были за люди?

ДОКТОР. А почему ты спрашиваешь?

БИЛЛИ. Когда я был в Америке, я часто думал о них, о том, что бы они стали делать, окажись они там. Они ведь в Америку отправились в ту ночь, когда утонули?