Антология современной британской драматургии - [48]
ДЖОННИ. Ни за что в жизни. Я вытерплю любые пытки. Как Кевин Барри.
>БОББИ кидает камнем ДЖОННИ в голову.
А-а-а! Обещаю! Обещаю!
БОББИ. Христом Богом клянешься?
ДЖОННИ. Христом Богом клянусь.
БОББИ. Хреновая у тебя терпелка.
>БОББИ убирает ногу. ДЖОННИ встает и отряхивается.
ДЖОННИ. В Англии со мной бы так не обошлись. Мне песок в уши набился!
БОББИ. Забирай свой песок домой и покажи его своей мамаше-алкашке.
ДЖОННИ. А вот мою мамашу-алкашку не трогай!
БОББИ. И не забудь, что ты обещал.
ДЖОННИ. Обещание было дано под пытками.
БОББИ. Мне плевать, хоть под собачьей задницей. Не забудь, и точка.
ДЖОННИ >(пауза). Суки вы!
>ДЖОННИ в страшном гневе уходит направо, грозя кулаком.
БОББИ. Я пятнадцать лет мечтал запустить в него камнем.
БИЛЛИ. А у меня бы духу не хватило.
БОББИ. Наверное, нехорошо в старика камнями бросаться, но он ведь сам меня довел. >(Пауза.) У тебя же хватает духу плыть на Инишмор, а ты ведь боишься моря.
БИЛЛИ. Да. >(Пауза.) Завтра в девять.
БОББИ. Лучше в восемь, Калека Билли, а то вдруг Пустозвон проболтается.
БИЛЛИ. Ты ему не веришь?
БОББИ. Так же, как верю, что ты принесешь мне кружку пива, не расплескав ни капли.
БИЛЛИ. Нехорошо так говорить.
БОББИ. У меня тяжелый характер.
БИЛЛИ. Вовсе не тяжелый, Малыш Бобби. Совсем наоборот.
БОББИ. Знаешь, моя жена, Энни, умерла от того же. От туберкулеза. Но у нас с ней хотя бы был год. А что такое три месяца?
БИЛЛИ. Я даже до лета не доживу. >(Пауза.) Помнишь, когда я болел ветрянкой, Энни приготовила мне пудинг с вареньем? И как она мне улыбнулась?
БОББИ. Вкусный был пудинг?
БИЛЛИ >(неохотно). Не очень.
БОББИ. Да. Бедная Энни, не умела она пудинги готовить, хоть убей. И все же я по ней скучаю, несмотря на ее кошмарные пудинги. >(Пауза.) Рад, что хоть как-то могу помочь, Калека Билли. Тебе ведь недолго осталось.
БИЛЛИ. Окажи мне услугу, Малыш Бобби. Не называй меня больше Калекой Билли.
БОББИ. А как же тебя называть?
БИЛЛИ. Просто Билли.
БОББИ. Ясно. Идет, Билли.
БИЛЛИ. А тебе разве не хотелось бы, чтобы тебя звали Бобби, а не Малыш Бобби?
БОББИ. Зачем это?
БИЛЛИ. Не знаю.
БОББИ. Мне нравится, что меня зовут Малыш Бобби. Что тут такого?
БИЛЛИ. Да ничего. До завтра, Малыш Бобби.
БОББИ. До завтра, Калека Билли… э-э, Билли.
БИЛЛИ. Ну я ведь просил.
БОББИ. Забыл. Извини, Билли.
>БИЛЛИ кивает и ковыляет прочь.
Эй, Билли!
>БИЛЛИ оглядывается. БОББИ машет рукой.
Ты уж меня извини.
>БИЛЛИ склоняет голову, кивает и уходит направо. Пауза. БОББИ замечает что-то в прибое, вытаскивает из воды Библию, смотрит на нее, потом выкидывает обратно в море и продолжает возиться с лодкой.
>Затемнение.
>Спальня МАМАШИ О’ДУГАЛ, девяностолетней матери ДЖОННИПАТИНМАЙКА. МАМАША лежит в постели, ДОКТОР МАКШЕРРИ слушает ее стетоскопом, ДЖОННИ ходит вокруг.
ДОКТОР. Вы воздерживаетесь от спиртного, миссис О’Дугал?
ДЖОННИ. Вы что, не слышали, что я вас спросил, доктор?
ДОКТОР. Да слышал я, что вы спросили, но что я, не могу осмотреть вашу мать без ваших дурацких вопросов?
ДЖОННИ. Ах, дурацких вопросов, значит?
ДОКТОР. Я спрашиваю, вы воздерживаетесь от спиртного, миссис О’Дугал?
МАМАША >(рыгнув). Воздерживаюсь от спиртного или почти воздерживаюсь от спиртного.
ДЖОННИ. Если она и выпьет кружку пива время от времени, вреда никакого.
МАМАША. Вреда никакого.
ДЖОННИ. Даже на пользу!
ДОКТОР. Главное — не больше кружки, тогда да.
МАМАША. Это главное, ну и стакан-другой виски время от времени.
ДЖОННИ. Я же тебе только что сказал не заикаться про виски, дура!
ДОКТОР. А что значит время от времени?
ДЖОННИ. Крайне редко.
МАМАША. Крайне редко, ну и иногда за завтраком.
ДЖОННИ. За завтраком, черт побери…
ДОКТОР. Джоннипатинмайк, разве тебе не ясно, что нельзя давать девяностолетней женщине виски на завтрак?
ДЖОННИ. Да нравится ей это, и она тогда не ноет.
МАМАША. Я не откажусь от глоточка виски, да.
ДЖОННИ. Все разболтала.
МАМАША. Хотя предпочитаю самогон.
ДОКТОР. Но не дает же он вам самогон?
МАМАША. Не дает.
ДЖОННИ. Вот-вот.
МАМАША. Только по праздникам.
ДОКТОР. А что значит по праздникам?
МАМАША. В пятницу, субботу или воскресенье.
ДОКТОР. Когда твоя мать умрет, Пустозвон, я вырежу ее печень, и ты увидишь, какой вред причинила твоя нежная забота.
ДЖОННИ. Не дождетесь, чтобы я смотрел на мамашину печенку. Мне и снаружи на нее смотреть тошно, не говоря уже о внутренностях.
ДОКТОР. Очень красиво такие слова при матери говорить.
МАМАША. Слыхала и похуже.
ДЖОННИ. Оставьте мою мать в покое, хватит уже ее щупать. Раз за шестьдесят пять лет она не допилась до смерти, чего уж теперь волноваться. Шестьдесят пять лет. Черт, ничего по-людски сделать не может.
ДОКТОР. Почему вы хотите допиться до смерти, миссис О’Дугал?
МАМАША. Я так скучаю по моему мужу Дональду. Его акула съела.
ДЖОННИ. В 1871 году его съела акула.
ДОКТОР. Ну теперь-то пора уж с этим смириться, миссис О’Дугал.
МАМАША. Пыталась я, доктор, да не могу. Хороший человек был. Живу с этим ослом все эти годы, а мужа забыть не могу.
ДЖОННИ. Ты кого ослом называешь, ты, дура усатая? Я из кожи вон лез, чтобы доктор МакШерри пришел посмотреть тебя!
МАМАША. Как же, хотел разнюхать побольше о Билли Клейвене, вот и все.
ДЖОННИ. Нет, не… не… А ты вечно проболтаешься, дура.
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
![Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]](/storage/book-covers/34/3426227688eccb529c64bb2eb8e4b131391accf7.jpg)
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
Красивое и уродливое, честность и наглое вранье, любовь и беспричинная жестокость сосуществуют угрожающе рядом. И сил признаться в том, что видна только маленькая верхушка огромного человеческого айсберга, достает не всем. Ридли эти силы в себе находит да еще пытается с присущей ему откровенностью и циничностью донести это до других.Cosmopolitan«Крокодилия» — прозаический дебют одного из лучших британских драматургов, создателя культового фильма "Отражающая кожа" Филипа Ридли.Доминик Нил любит панка Билли Кроу, а Билли Кроу любит крокодилов.
Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.