Антология современной британской драматургии - [47]
БИЛЛИ. Книжку я лучше почитаю, Бобби.
БОББИ. Как говорится, каждому свое.
БИЛЛИ. Точно. >(Пауза) Готовишь лодку, Малыш Бобби?
БОББИ. Черт подери, какие все сегодня наблюдательные!
БИЛЛИ. Повезешь Хелен с Бартли на съемки?
>БОББИ смотрит на БИЛЛИ, потом отходит проверить, нет ли поблизости ДЖОННИ, и возвращается.
БОББИ. Откуда ты взял, что Хелен с Бартли едут путешествовать?
БИЛЛИ. Хелен сказала.
БОББИ. Хелен сказала. Черт, а я ведь сказал Хелен, что врежу ей, если проболтается.
БИЛЛИ. Говорят, она тебе за поездку поцелуями платит.
БОББИ. Да, правда, но мне плата не нужна. Хелен сама настояла на этом пункте договора.
БИЛЛИ. А ты что, не хотел бы поцеловать Хелен?
БОББИ. Что-то боюсь я этой Хелен. Она какая-то бешеная! >(Пауза.) А ты, Калека Билли, хотел бы поцеловать Хелен?
>БИЛЛИ грустно и застенчиво пожимает плечами.
БИЛЛИ. Не представляю, чтобы Хелен когда-нибудь захотела поцеловать такого парня, как я. Как думаешь, Бобби?
БОББИ. Вряд ли.
БИЛЛИ>(пауза). Выходит, ты повез бы МакКормиков за бесплатно?
БОББИ. Ну да. Я бы и сам посмотрел, как там снимают. Что такого, если я и пассажиров прихвачу?
БИЛЛИ. А меня ты с собой не возьмешь?
БОББИ >(пауза). Нет.
БИЛЛИ. А что так?
БОББИ. Места не хватит.
БИЛЛИ. Еще как хватит.
БОББИ. Калека на борту — к беде, это все знают.
БИЛЛИ. С каких это пор?
БОББИ. С тех пор, как Ларри-Самогон взял калеку на борт, да и пошел ко дну.
БИЛЛИ. Знаешь, Малыш Бобби, такой ерунды я в жизни не слышал.
БОББИ. Может, он и не калека был, но нога у него точно была больная.
БИЛЛИ. У тебя предубеждение против калек, вот и все.
БОББИ. Нет у меня никакого предубеждения. Я как-то раз поцеловал девчонку-калеку. И она не просто была калека, а еще и уродина. Я тогда здорово напился, так что мне было плевать. В Антриме, знаешь ли, выбирать не приходится.
БИЛЛИ. Не уходи от темы.
БОББИ. Большие зеленые зубы. От какой такой темы?
БИЛЛИ. От той темы, чтобы взять меня на съемки.
БОББИ. Я думал, эту тему мы уже закрыли.
БИЛЛИ. Да мы ее еще открыть не успели.
БОББИ. Зачем тебе вообще на съемки? Для чего им нужен мальчишка-калека?
БИЛЛИ. Ты понятия не имеешь, что им нужно.
БОББИ. Может, и так. Нет, здесь ты прав. Я как-то раз видел кино, там парень был без рук и без ног. Мало того, он был цветной.
БИЛЛИ. Цветной? В жизни цветного не видел, а уж цветного калеку — и подавно. Не знал, что такие бывают.
БОББИ. Ты бы умер от страха.
БИЛЛИ. Цветные? А они что, дикие?
БОББИ. Без рук и без ног — не такие дикие, потому что ничего тебе сделать не могут, но все равно дикие.
БИЛЛИ. Я слышал, год назад в Дублин на неделю приезжал цветной.
БОББИ. Наверное, Ирландия не такая уж дыра, раз сюда цветные ездят.
БИЛЛИ. Наверное, так. >(Пауза) Черт. Малыш Бобби, ты заговорил о цветных, чтобы снова уйти от темы.
БОББИ. На этой лодке, Билли, не будет никаких калек. Может, как-нибудь, года через два. Если вылечишь ноги.
БИЛЛИ. Через два года мне не годится, Бобби.
БОББИ. А что так?
>БИЛЛИ достает письмо и протягивает его БОББИ. Тот читает.
Это что?
БИЛЛИ. Письмо от доктора МакШерри, только обещай, ни одной живой душе — ни слова!
>Дочитав до середины, БОББИ меняется в лице. Поднимает глаза на БИЛЛИ, затем продолжает читать.
БОББИ. Когда ты это получил?
БИЛЛИ. Только вчера. >(Пауза.) Теперь ты меня возьмешь с собой?
БОББИ. Тетки расстроятся, если ты уедешь.
БИЛЛИ. Интересно, это чья жизнь? Их или моя? Я им оттуда напишу. В конце концов, я всего на пару дней. Мне быстро все надоедает. >(Пауза.) Так ты меня возьмешь?
БОББИ. Приходи сюда завтра в девять утра.
БИЛЛИ. Спасибо, Бобби, я приду.
>БОББИ отдает ему письмо, и БИЛЛИ его прячет. Внезапно появляется ДЖОННИ с протянутой рукой.
ДЖОННИ. Ну уж нет, постой. Что там за письмо?
БОББИ. А ну, Пустозвон, уебывай отсюда быстро.
ДЖОННИ. Покажи-ка Джонни письмо, калека.
БИЛЛИ. Ничего я тебе не покажу.
ДЖОННИ. Как это, не покажешь? Ему ты письмо показал. А ну, давай сюда.
БИЛЛИ. ДЖОННИПАТИНМАЙК, тебе когда-нибудь говорили, что ты грубиян?
ДЖОННИ. Я грубиян? Это я грубиян? Стоят тут, письмо втихаря читают, письма от врачей — самые интересные, а я, значит, грубиян? Скажи хромоногому, пусть письмо отдает, быстро, а не то я про твои дела молчать не стану.
БОББИ. Это про какие дела?
ДЖОННИ. Ну, вроде того, что ты ребят на Инишмор везешь, или как ты с девкой целовался, ну, у которой зубы зеленые. Не то чтобы я тебе шантажом угрожаю, хотя нет, я тебя шантажирую, но ведь разносчик новостей должен добывать новости не мытьем, так катаньем.
БОББИ. Не мытьем, так катаньем, говоришь? Получай свое мытье и катанье!
>БОББИ хватает ДЖОННИ за волосы и заламывает ему руку за спину.
ДЖОННИ. Больно! Руку пусти, сволочь! Я на тебя полицию напущу!
БОББИ. Лежи и не дергайся.
>БОББИ силой укладывает ДЖОННИ на землю лицом вниз.
ДЖОННИ. Беги за полицией, калека, а не можешь бежать — ползи!
БИЛЛИ. И не подумаю. Буду стоять тут и смотреть.
ДЖОННИ. Тогда пойдешь как соучастник.
БИЛЛИ. Вот и отлично.
ДЖОННИ. Я старый больной человек.
>БОББИ наступает ДЖОННИ на зад.
А ну уйди с моей задницы!
БОББИ. Билли, пойди-ка, набери мне камней.
БИЛЛИ >(подбирает камни). Больших?
БОББИ. Средних.
ДЖОННИ. Зачем это тебе камни?
БОББИ. Буду кидать их тебе в голову, пока не пообещаешь не трепаться о моих делах в городе.
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
Красивое и уродливое, честность и наглое вранье, любовь и беспричинная жестокость сосуществуют угрожающе рядом. И сил признаться в том, что видна только маленькая верхушка огромного человеческого айсберга, достает не всем. Ридли эти силы в себе находит да еще пытается с присущей ему откровенностью и циничностью донести это до других.Cosmopolitan«Крокодилия» — прозаический дебют одного из лучших британских драматургов, создателя культового фильма "Отражающая кожа" Филипа Ридли.Доминик Нил любит панка Билли Кроу, а Билли Кроу любит крокодилов.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.