Антология современной британской драматургии - [32]
>ПОРЦИЯ наливает себе выпить, изо всех сил стараясь не обращать на них внимание.
МЭРИЭНН. В такую рань! Слай, скажи ей!
ПОРЦИЯ. Ты сама знаешь, где дверь, если тебя тошнит от моего вида. Кто-нибудь хочет выпить?
СЛАЙ. Чаю бы.
ПОРЦИЯ. Будь как дома, папа.
МЭРИЭНН. Я заварю, раз твоя дочь не умеет гостей принимать.
>МЭРИЭНН выходит.
СЛАЙ. Я тут видел тебя с молодым Хэлионом, у реки.
ПОРЦИЯ. Опять шпионил.
СЛАЙ. Да я просто забор чинил на другом берегу. Порция, на что он тебе сдался? Нет в нем ничего хорошего, и родня у него паршивая.
БЛЭЙЗ. Графа! Поставьте мне графа!
СЛАЙ. Девочка, я с тобой говорю!
ПОРЦИЯ. Он знал Габриэля.
СЛАЙ. Габриэля. Да забудь ты про этого юродивого, он был нашим позором!
ПОРЦИЯ. Забыть Габриэля! Да он везде, везде, пала! Каждый клочок земли на твоих сорока полях напоминает мне о Габриэле. О нем поет скворец на холме, его зовут коровы в хлеву, сама река говорит мне, что он был и его больше нет. А ты хочешь, чтобы я забыла. В конце каждого, каждого тоскливого дня я молюсь, чтобы время… Да что ты понимаешь, папа.
СЛАЙ. Ты что, меня за дурака держишь? Я всю жизнь надрывался, чтобы у тебя было все, я вот этими самыми руками двадцать акров трясины и кустов в лучшую ферму в округе превратил! Думаешь, это все с неба упало?! Нужна бы ты была Рафаэлю Кохлану, если бы не земля и деньги! А ты шляешься со всякими, типа этого Хэлиона! Да эти Хэлионы сроду не вставали коров подоить! Сукины дети! Они телку от осла не отличат!
ПОРЦИЯ. Папа, мы просто разговаривали.
СЛАЙ. Видел я, как вы разговаривали! Говорю тебе, хватит задницей вертеть направо-налево!
ПОРЦИЯ. Может, хватит уже подглядывать за мной из-за каждой кочки? Я взрослая женщина, что хочу, то и делаю, тебя это не касается. >(Собирается уйти.)
СЛАЙ. А ну, останься, я еще не все сказал! Меня касается все, что позорит доброе имя Скалли! Как будто ты не знаешь, на нас все смотрят, мы у всех на виду! Где твое воспитание, где твои моральные принципы, все, чему мы с матерью тебя учили?
БЛЭЙЗ. Где мой граф Джон!
>Входит МЭРИЭНН с чаем, ПОРЦИЯ направляется к выходу.
МЭРИЭНН. Куда это ты намылилась, когда у тебя гости?
ПОРЦИЯ. Гости! Да вы тут уже прописались!
>ПОРЦИЯ выходит.
МЭРИЭНН. Знаешь, Слай, иногда мне кажется, что она не в себе.
БЛЭЙЗ. А я предупреждала, предупреждала тебя, Слай, не связывайся ты с этими Джойсами из Блэклайона, цыгане, все до единого.
МЭРИЭНН. Никакие мы не цыгане, и вы прекрасно это знаете!
БЛЭЙЗ. Как же, не цыгане! Ста лет не прошло, как сюда переехали, хитрожопые рыжие бестии, а в кармане-то ни шиша! Совет округа на наши кровные вам дот строил! Кто вас знает, откуда вы взялись и с кем раньше путались! Я предупреждала, предупреждала, Слай, а ты разве слушал? У этих Джойсов чертова кровь, и у Габриэля такая же была, и у Порции тоже. Храни нас Бог от цыганьего племени, их черного глаза, черной крови, черных душ!
МЭРИЭНН. Ты так и собираешься молчать, пока она меня грязью обливает?!
СЛАЙ. Да ладно тебе, Мэриэнн, она не всерьез.
МЭРИЭНН. Как это — не всерьез?! А ты-то кем была до свадьбы? Ты вообще из этих выродков, Макгавернов! Говорят, тебя твой брат зачал!
БЛЭЙЗ. Ах ты, курва!
СЛАЙ. Господи, за что мне эти бабы.
БЛЭЙЗ. Макгаверны — приличное семейство, не то что всякие там Джойсы!
СЛАЙ. Мама, закрой рот, на хер!
БЛЭЙЗ. Хер тебе в рот, сам заткнись!
СЛАЙ. Все, я молчу, хоть загрызите друг друга.
БЛЭЙЗ >(пытается встать из кресла). Щас я тебя!
СЛАЙ. Давай-давай, мамочка, сломай себе бедро. Я за лечение платить не буду, и не надейся.
МЭРИЭНН. Пусть только подойдет. Я ей сама его сломаю.
БЛЭЙЗ. Знаю, что тебя гложет, за пятнадцать-то лет оно тебе сердце выело!
МЭРИЭНН. Да что ты знаешь!
БЛЭЙЗ. Ты убила сына, своего прекрасного сына, у которого голос был, как у самого Господа…
МЭРИЭНН. Я его пальцем не тронула, и ты это знаешь, хочешь меня из себя вывести, сука полоумная!
БЛЭЙЗ. Пальцы! При чем тут пальцы! Все знают, ты и взглядом можешь убить, посмотришь — и сглазишь. Знаю я ваше Джойсово отродье, на что оно способно…
СЛАЙ. Мама, хватит, я тебя предупреждаю!
МЭРИЭНН. Все, не желаю больше ее видеть. Сам с ней возись. Да я лучше буду в своей спальне сидеть, как она меня заставляла, когда мы только поженились. Помнишь, ведьма старая, как ты отправляла нас с детьми наверх, когда работы больше не было? Шесть часов вечера, лето, солнце светит, как в полдень, а я должна сидеть взаперти, потому что она не желала терпеть на своей кухне Джойсово отродье! А ты соглашался и помалкивал, все со своими конторскими книгами, все мечтал о лишнем акре, и что, кому ты их теперь оставишь! А мы с детьми в комнате торчали, спать от жары было невозможно, все гадали, что же мы сделали, за что нас выгнали с собственной кухни! >(Направляется к выходу.)
СЛАЙ. Мэриэнн!
МЭРИЭНН. И не зови меня таким жалобным голосом, Слай, меня тошнит, меня столько лет от этого тошнит! Забирай свою мать домой, и сам за ней смотри. Нам твоя забота больше не нужна.
>Выходит.
СЛАЙ. Ну что, довольна, карга старая? Не можешь ее в покое оставить!
БЛЭЙЗ. Вези меня домой к моему Джону Маккормаку, а о ней не думай, эту калошу ничем не проймешь. Еще до заката явится с кислым рылом, себя жалеть.
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
![Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]](/storage/book-covers/34/3426227688eccb529c64bb2eb8e4b131391accf7.jpg)
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
Красивое и уродливое, честность и наглое вранье, любовь и беспричинная жестокость сосуществуют угрожающе рядом. И сил признаться в том, что видна только маленькая верхушка огромного человеческого айсберга, достает не всем. Ридли эти силы в себе находит да еще пытается с присущей ему откровенностью и циничностью донести это до других.Cosmopolitan«Крокодилия» — прозаический дебют одного из лучших британских драматургов, создателя культового фильма "Отражающая кожа" Филипа Ридли.Доминик Нил любит панка Билли Кроу, а Билли Кроу любит крокодилов.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.