Антология современной британской драматургии - [34]
РАФАЭЛЬ >(подходя к ней). Порция, ты же так не думаешь, ты просто расстроена, ты не можешь думать того, что ты говоришь!
ПОРЦИЯ >(дрожа от ярости). Не подходи ко мне! Ты надеешься, что я так не думаю. Тогда слушай и давай навсегда избавимся от иллюзий! Я презираю тебя, Рафаэль Кохлан, и твою паршивую хромоту, и твои дешевые костюмы, и это твое «стерпится-слюбится»! Я презираю тебя за то, что ты есть, но еще больше — за то, кем ты никогда не будешь! А теперь оставь меня в покое! И не зажигай больше для меня свечи, а то я тебе ими глаза выжгу! >(В ярости задувает свечи.)
РАФАЭЛЬ. Порция, прошу тебя, не говори так со мной, прошу тебя! Подумай, что ты говоришь, это же не ты…
ПОРЦИЯ. Ясно, дурак с первого раза не понимает. Ладно, вот тебе еще! Ты меня спросил, где я была. Я тебе скажу. Я трахалась с барменом из «Густого тростника». Что, задело? Отлично! Начинаешь меня ненавидеть? Еще лучше! Мне не нужна твоя жиденькая любовь, Рафаэль Кохлан! И, кстати говоря, он оказался ни на что не годен, как я и думала, ни на что не годен, как и ты. Ну, а теперь давай, поплачь, пусть у тебя сердечко разобьется. Ничего, не волнуйся, заживет, и я тебе гарантирую, что, когда оно заживет, оно станет таким черствым, что ничем на свете его уже не проймешь!
>Свет гаснет.
>Берег реки Белмонт. Вечер. Луч света мечется по реке. РАФАЭЛЬ, МЭРИЭНН, СЛАЙ, СТЭЙСИ, ДЭЙМАС, ФИНТАН, СЕНШИЛ и МЭГГИ МЭЙ стоят и молча смотрят, как подъемный блок вытаскивает ПОРЦИЮ из реки. Она повисает высоко в воздухе. С нее течет вода, она вся в тине, водорослях, кувшинках, лягушачьей икре. ГАБРИЭЛЬ стоит на другом берегу вполоборота и поет.
>Хореография: все одновременно делают шаг назад, когда ПОРЦИЯ показывается из реки. Все одновременно замирают, когда тело оказывается на самом верху.
>Все снова одновременно делают шаг назад. Все смотрят вверх на мертвую ПОРЦИЮ.
>ПОРЦИЯ покачивается, блок поскрипывает, ГАБРИЭЛЬ поет, с тела стекает вода.
МЭРИЭНН. О нет!
МЭГГИ. Великий Боже!
СЕНШИЛ. Господи, да прикройте же ее чем-нибудь!
>На ПОРЦИИ только белье. Никто не двигается, все в оцепенении смотрят на ПОРЦИЮ. СЕНШИЛ снимает пиджак и пытается ее прикрыть, но она слишком высоко, пиджак соскальзывает и повисает, зацепившись за ее ногу. Проходит какое-то время. Блок опускает ПОРЦИЮ вниз. РАФАЭЛЬ подходит, чтобы взять ее на руки. ФИНТАН тоже подходит, чтобы помочь ему.
РАФАЭЛЬ >(сдерживая рычание). Убери лапы от моей жены!
>ФИНТАН отступает назад, СЛАЙ делает шаг вперед, освобождает ПОРЦИЮ от веревки, и РАФАЭЛЬ берет ее на руки.
МЭРИЭНН. Все повторилось. Все повторилось. О, Мэгги Мэй, ну зачем она это сделала?
РАФАЭЛЬ >(шепчет). Порция. Порция.
МЭГГИ. Не знаю, киска, не знаю.
РАФАЭЛЬ. Может, мне ее в дом отнести? >(Беспомощно оглядывается вокруг.) А?
СЛАЙ>(тихо). Отнеси.
>РАФАЭЛЬ уносит ПОРЦИЮ, остальные следуют за ним. ФИНТАН и ДЭЙМАС остаются. Они закуривают, какое-то время стоят молча, курят в кулак.
ДЭЙМАС. Всегда была странной — Порция Кохлан.
ФИНТАН. Да.
ДЭЙМАС. И братец ее тоже.
ФИНТАН. Да.
ДЭЙМАС. Да уж.
ФИНТАН. Габриэль.
ДЭЙМАС. Точно.
ФИНТАН. Всего пятнадцать ему было.
ДЭЙМАС. Его тоже отсюда вытащили.
ФИНТАН. Че, правда?
ДЭЙМАС. На девчонку был похож.
ФИНТАН. И пел, как девчонка.
ДЭЙМАС. Да… Меня всегда одна вещь удивляла в этих близнецах Скалли.
ФИНТАН. И что именно?
ДЭЙМАС. Если им вопрос задавали, они всегда отвечали одинаково — одновременно, те же слова, та же интонация, и вообще.
ФИНТАН. А я и забыл.
ДЭЙМАС. Их можно было посадить в разные комнаты, они все равно отвечали одинаково.
ФИНТАН. Теперь припоминаю.
ДЭЙМАС. А школьную поездку помнишь?
ФИНТАН. Какую?
ДЭЙМАС. В Беттистаун.
ФИНТАН. Нет.
ДЭЙМАС. Они еще сидели на передних сиденьях, в красных шортах и белых футболках.
ФИНТАН. Ну и чего?
ДЭЙМАС. Ну и шептались, как обычно. А потом мы приехали в Беттистаун — у меня есть фотография всего класса, до сих пор не могу там отличить одного от другого… И, в общем, когда надо было уже обратно ехать, их нигде не могли найти. Такая кутерьма началась — нет нигде, — вызвали вертолеты, катера, спасателей… Нашли потом в открытом море, милях в пяти от берега. Они просто в лодку сели и грести начали. Бедная мисс Салливан в ужасе была: «Что же вы наделали, дети, что же вы наделали?» — «Мы просто уплыли», — говорит один. «Уплыли? Господи Иисусе, куда же вы уплыли?» — «Да куда угодно, — говорит второй, — только бы отсюда».
ФИНТАН. Куда угодно, только бы отсюда. О господи.
ДЭЙМАС. Вот так.
ФИНТАН. Уверен, что Одноногий никогда не мог с ней сладить.
ДЭЙМАС. Повезло мужику, что она ему досталась. Хотя теперь я ему не завидую.
ФИНТАН. И что она в нем нашла?
ДЭЙМАС. Она могла выйти за любого, Порция Кохлан.
ФИНТАН. Да… могла.
ДЭЙМАС. За любого… за любого.
>Они расходятся в разные стороны.
>Прожектор направлен на СТЭЙСИ, которая вкатывает инвалидное кресло БЛЭЙЗ в гостиную дома Порции.
СТЭЙСИ. Вы хорошо себя чувствуете?
БЛЭЙЗ. Да, миссис Дойл, спасибо.
СТЭЙСИ. Тогда я вас тут оставлю, мне нужно накрыть на стол, пока все не вернулись с похорон.
БЛЭЙЗ. Сначала поставь графа Маккормака.
СТЭЙСИ. Не знаю, стоит ли… В такой день…
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
![Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]](/storage/book-covers/34/3426227688eccb529c64bb2eb8e4b131391accf7.jpg)
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
Красивое и уродливое, честность и наглое вранье, любовь и беспричинная жестокость сосуществуют угрожающе рядом. И сил признаться в том, что видна только маленькая верхушка огромного человеческого айсберга, достает не всем. Ридли эти силы в себе находит да еще пытается с присущей ему откровенностью и циничностью донести это до других.Cosmopolitan«Крокодилия» — прозаический дебют одного из лучших британских драматургов, создателя культового фильма "Отражающая кожа" Филипа Ридли.Доминик Нил любит панка Билли Кроу, а Билли Кроу любит крокодилов.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.