Антиамериканцы - [169]

Шрифт
Интервал

— Спокойной ночи, — проговорила Пэттон, целуя Энн в щеку.

— Спокойной ночи, — попрощались с Беном Сью Менкен и ее провожатый.

— …ночи, — повторил Лэнг, не в состоянии подняться с кресла. — Поздравляю всех с годовщиной взятия Бастилии. Головы полетят с плеч!

Вперед, вперед, сыны народа,

Настал победы нашей час…

— Энн, — сказал Клем Иллимен. — Как следует присматривайте за Зэвом, когда приедете в Голливуд. Не сомневаюсь, что он будет пользоваться большим успехом у голливудских дам легкого поведения.

Наступило неловкое молчание. Пэттон и остальные гости ушли.

— Зачем вы едете в Голливуд? — спросил Бен, обращаясь скорее к Энн, чем к Лэнгу.

— Ради денег, — ответил Зэв. — Золото! «Желтое, сверкающее драгоценное золото!..»

— Зэв, — обратился к нему Бен, — а что, Пэттон действительно была в Советском Союзе?

— Нет, — ответил Лэнг и тут же поправился: — А может, и была какую-нибудь неделю… По одному из маршрутов Интуриста.

— И ты сидел здесь и позволил ей нести всю эту ерунду? — гневно сказал Бен.

Зэв с трудом поднял веки, словно они были свинцовые.

— Мой дорогой Бенджамен, — промямлил он. — Тот, кто знаком с Уилли столько, сколько я, знает, что спорить с ней совершенно бесполезно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что она сама теперь уже верит, будто жила в Советском Союзе.

— Мне стыдно за тебя, — сказал Бен поднимаясь.

— Оставьте его в покое, Бен, — попросила Энн, но Бен сделал вид, что не слышал ее.

— Мне самому стыдно за себя, — ответил Зэв. — Всегда было стыдно.

— Когда-то ты был принципиальным человеком, — продолжал Бен. — Я знаю, когда это было. В течение многих лет я читал все написанное тобой. Ты ведь прекрасно знаешь, в чем сейчас дело. Черт возьми, что ты делаешь с собой? Почему ты заигрываешь с этой фашистской ведьмой? Почему приглашаешь ее к себе и допускаешь, чтобы другие, плохо разбирающиеся в таких делах люди, слушали всю эту галиматью?

— Но ведь мы живем в свободной стране, — проговорил Зэв. — Не так ли?

Он посмотрел на Бена, затем на Энн, стоявшую теперь прямо перед ним.

— Разве это не свободная страна, Энн, моя хорошая? — В глазах у него блестели слезы. — Я был однажды в свободной стране, в Испании. Теперь о ней можно говорить, как о бывшей свободной стране. Я видел действительно свободный народ. Замечательный, чудесный народ! Мария де лос Долорес! Долорес де лос Долорес!

Бен взглянул на Энн, но ее лицо оставалось бесстрастным. Он перевел взгляд на Зэва. Тот смотрел на него, не обращая никакого внимания на Энн.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о Долорес де лос Долорес? Она мертва! Погибла под развалинами во время воздушного налета на Мадрид. Asesinos! Criminales![140]

Самая красивая девушка Испании! Ты мне нравишься, Бен. Rojo! Rojo![141]

Он попытался встать, но снова упал в кресло.

— Я помогу тебе добраться до кровати, — сказал Бен. Энн кивнула головой в знак согласия. Они взяли Зэва за руки и заставили подняться.

Лэнг сразу же заснул глубоким сном, и Бен, накинув на него покрывало, вернулся в гостиную. Энн сидела в кресле.

— Мне очень неприятно, — сказала она, взглянув на Блау.

— Что с ним, Энн? Что его тревожит?

— Очень многое, — ответила она, нервно сжимая лежавшие на коленях руки. — Ну, например, наш брак. Он с самого начала был ошибкой. Я хотела выйти за него замуж, а Лэнг, по-видимому, не очень хотел жениться на мне. Однако он рассуждал так: «А почему бы нет, черт побери! Мы любим друг друга, я знал так много женщин, а Энн чудесная девушка, она любит и понимает меня».

— Ну, вряд ли дело только в этом, — усомнился Бен.

— Конечно, нет, — ответила Энн, и он заметил, что глаза у нее сухие и говорит она таким тоном, словно речь идет о совершенно безразличном ей человеке. — Причин тут много. И то, что у него было тяжелое детство, и то, что он порвал с церковью, и то, что его политические взгляды находятся в резком противоречии с его стремлением к роскошной жизни, и то, что он не может написать первоклассную поэтическую драму, как ни старается…

— Я очень беспокоюсь о вас, Энн.

— Знаю. Но не надо беспокоиться. В сущности, Фрэнк очень хороший человек. Талантливый и добрый.

— И да и нет. Никому не дано право безвольно подчиняться обстоятельствам. Каждый в этом мире должен сделать какой-то твердый выбор. Должен сделать его и Зэв. Сделать с полной ответственностью за свой шаг… Кажется, я говорю слишком напыщенно?

— Да, да, — ответила Энн и улыбнулась. — Но, кроме всего прочего, ведь я его жена и должна делать ему скидку, прощать его. Теперь мне особенно понятен смысл слов святого Павла о вере, надежде и милосердии. «Но величайшим из всего этого является милосердие». Однако мое терпение, кажется, подходит к концу.

— Мне пора, — сказал Бен. — Если понадобится моя помощь, то…

Энн посмотрела на него, но не встала.

— Спасибо, Бен, — проговорила она. — Я знаю, что вы всегда придете на помощь.

16. 3 августа 1948 года

Поликлиника, 345, западная, 50-я улица, Нью-Йорк

«Дорогая Сью! У меня сейчас страшно болит голова, но эта боль мучает меня уже так давно, что я привык к ней, как привык к новой серебряной пластинке, установленной на моей голове искусным костоправом.


Еще от автора Альва Бесси
И снова Испания

Вторая книга — «И снова Испания» — рассказывает о поездках автора по местам былых боев в конце шестидесятых и в семидесятых годах.


Люди в бою

Мемуарно-публицистическая книга «Люди в бою» по сей день является одним из лучших произведений о национально-революционной войне в Испании. Боец Интернациональной бригады, писатель запечатлел в ней суровую правду героической антифашистской борьбы, когда рядом с бойцами испанской республиканской армии сражались добровольцы из разных стран.


Рекомендуем почитать
Сполох и майдан

Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей».


Француз

В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.


Механический ученик

Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.