Антарктика - [98]

На кэпа взглянуть невозможно. Вроде постарел он за один час на десять лет. Да и у каждого на душе сплошной осенний понедельник — смотреть на мир неохота. А смотреть надо — человека ищем… Да как его тут найдешь? Ходят слева и справа зеленые холмы с белыми холками, висит над океаном сплошной занавес из неоседающих брызг. Даже солнце, хоть и экватор, больше на луну в мороз похоже — мечется над мачтами желтым пятном с ободком этаким…

Тут время совсем прижало капитана. Пора выходить на связь с флотилией. Докладывать капитан-директору про чепе. И спускается наш капитан в радиорубку, словно в могилу какую…

Да тут и обнаружился Резинкин.

…Боцман знал, когда закурить. И сквозь дым беломорины с усмешкой всматривался в наше изумление, пока Эдик Логвин почему-то хриплым голосом не попросил:

— Ладно уж… Не тяни так-то!

Боцман понимающе кивнул.

— До утра будете думать — не дознаетесь. В холодильник залез волосан! В рефрижераторную.

— Зачем?

— За колбасой… Нападал на него при шторме убийственный аппетит. И особо на эту полукопченую колбасу тянуло. А попросить, дурень, постеснялся. И так, правда, весь обед почти один умял. Ну и шуранул. в холодильник. Залез, а тут с борта на борт качнуло — дверца только трах!.. И захлопнулась. А как ее изнутри открыть, сообразить не может. Опять же перепугался. Стучать было начал, да что толку. Стены толстенные, океан ревет…

Сунулся кондей к вечеру в рефрижераторную (к ужину кое-чего взять), смотрит — Резинкин на себя снизу пять мешков пустых натянул, одна голова торчит, хлопает глазами, как пингвин какой. С кондеем чуть родимчик не случился. Сбежались — я лично, ей-богу, хотел дать Резинкину по шее, да где там! И так на человеке лица нет. Даже обругать язык на повернулся. Смотрим на капитана.

«Разотрите, — говорит кэп, — его спиртом, положите- на котлы… Да пусть он, — говорит, — хоть с неделю на глаза мне не попадается».

Так и сделали. Ничего, отошел Резинкин.

А на руль, на вахту я вместо него выходил.

Следующий рейс Резинкин уже на другом китобойце шел. Не мог кэп на него нормально реагировать. Как увидит — левый глаз вроде подмаргивать начинает. Доктор объяснил — тик это называется. На нервной почве! Ну, а с тиком плавать нельзя. Можно айсберг проморгать или судно встречное…

Дверь пистолетно хлопнула, и на пороге вырос марсовый матрос Потехин, доедавший бутерброд с сыром.

— О! — кивнул на Потехина боцман. — И этот по методу Резинкина укачивается. Ты, кондей, на всякий случай, сигнализацию в рефрижераторную проведи, что ли…

Засмеялись моряки. Потехин торопливо дожевал бутерброд.

— Давай что-нибудь еще, боцман!

— Что я вам… долгоиграющая пластинка?

— А про Каткова, как он…

Боцман махнул рукой.

— Два раза, нет, наверное, три или четыре рассказывал. Небось наизусть помните.

— Тогда, как «Двадцать восьмой» с «Тридцаткой» за одним китом охотились! — не сдавался Эдик Логвин.

— Тоже было, — вздохнул боцман.

И все взглянули на меня. Почти безнадежно, правда.

Я судорожно пытался ухватиться хоть за какую-нибудь мало-мальски смешную историю, вспомнить хоть анекдот! Но, от лихого шторма, что ли, в голове все перемешалось, и ударами волны о борт на поверхность памяти выталкивало обрывки отнюдь не веселых эпизодов.

Потехин — тот, что вошел, дожевывая бутерброд, — неожиданно нарушил затянувшееся молчание:

— Штормяга, а «Девятка» передает — тюленя видели.

— Какого еще тюленя? — с хмурым недоверием спросил Эдик Логвин.

— Моржа! — сорвавшись с места, радостно закричал я.

Закричал потому, что почувствовал, как она, наконец, медленно всплывает во мне — долгожданная веселая история, слышанная мной от работающего в кино товарища…

2. МОРЖ

(Рассказ редактора)

В январе, когда даже в Одессе ртутный столбик оказался не на высоте, кинорежиссер Востриков хлопнул ладонью по спине своего ассистента:

— Эврика! Наш герой будет купаться.

Ассистент Сеня Жилкин выхватил блокнот и нажал на кнопку многоцветного карандаша:

— Купаться. Понятно!.. Ванна? Душ?

Режиссер схватился за голову и застонал:

— Ох, Сеня, Сеня!.. Доведете вы меня до второго инфаркта. Никакого полета мысли! Прет забытовление… Какая-может быть ванна? Какой душ?.. Наш герой купается в море. Понятно? «А волны кипят, и пенится вал», — с трагическим подрагиванием в голосе запел режиссер.

Сеня Жилкин спрятал блокнот и всхлипнул.

— Ага! — обрадовался режиссер. — И вас пронялр?

— Актер Чичкин умрет, — тихо ответил Жилкин, доставая платок.

— Возможно, — согласился режиссер. — Но зато какой кадр, родится? Что… Вы серьезно думаете, что… Чичкин… того?

— Умрет. — Жилкин кивнул и грустно высморкался. — У Чичкина печень, радикулит и двойняшки недавно родились.

— М-да-а… — Режиссер прикусил губу — Хлипкий пошел народец!.. Ну хорошо. Найдите мне дублера — «моржа».

— Моржа?

— Ну да. Найдите зимнего купальщика с фигурой Чи-чкина. Мы его снимем со спины.

На следующее утро Сеня Жилкин бродил по пустынному пляжу.

«Моржи»-то были. Даже двух «моржих» к своему удивлению увидел Сеня. Одна из них неторопливо выходила из густой с кусочками битого льда воды в куцем купальничке «бикини», и Сеня с ужасом отметил, как капли воды на ее треугольных трусиках тут же превращались в слепящие кристаллики льда. Жилкина передернуло. На секунду вспыхнула рыцарская мысль — предложить девушке свое пальто на ватине. Но Жилкин не был уверен, что «моржиха» правильно истолкует его порыв. К тому же надо было искать «моржа» с тонкой и сутулой фигурой актера Чичкина.