Антарктика - [91]

— Да минут двадцать назад.　Хм! — Николай Иванович поднимает перед моим носом указательный палец… — Так… Смотрите мне на палец… Хорошо! Следите за ним… — Доктор медленно уводит палец влево, затем вправо. Опять многозначи, тельно хмыкает и вдруг спрашивает: — Кто написал «Пиковую даму»?　

— Чайковский…　А повесть?　Пуш… Что вы из меня идиота делаете?　

— Спокойно, дорогой, спокойно… Видите, у вас уже повышенная возбудимость…　

Наконец, чуть подавив вздох, он поднимается.　

— Так… Будем надеяться, что все обойдется. Но в кают-компанию вы не поднимайтесь. Ужин вам принесут в каюту.　

— Это почему?　

— Так надо, дорогой!.. Видите, вы излишне возбуждаетесь… Вы же мужчина! Должны знать о некоторых свойствах женьшеня… Где гарантия, что после такой лошадиной дозы…　

— Вы с ума сошли! Да у меня и в мыслях нет!..　

— Успокойтесь! — строго перебил меня Николай Иванович. — «В мыслях нет!..» Сейчас, может быть, и нет. Но в том-то и беда, что женьшень действует внезапно. Скомпрометируете себя в глазах всего командного состава…　

Мне стало мерещиться черт знает что…　

— Правда, Михалыч! На черта тебе такие приключения? — не очень уверенно поддержал доктора Дим Димыч. — Закусишь в каюте и — морской порядок!　

Я сдался. В конце концов, думаю, Николаю Ивановичу лучше знать. Главный. врач флотилии… Кандидат наук!.. Черт меня дернул с этой настойкой!　

Потянулись минуты бессмысленного одиночества. Попытался уснуть — не тут-то было. Неделю молчавший телефон вдруг ожил. Звонили почти все мои знакомые. И у каждого оказывалось неотложное дело, все просили «на минуточку зайти». Согласно докторской инструкции я отвечал разбитым голосом, что неважно себя чувствую и закрыт в Каюте по указанию главврача. Друзья почему-то очень образованно рекомендовали мне лежать и поскорее поправляться. Позвонил и замполит. Сдавленным, как я позже узнал, от смеха голосом он предложил мне перекинуться до ужина в шахматишки.　

— Жаль, что захворали. Ну да, наверное, обойдется!..　

Ровно в восемнадцать Николай Иванович и Дим Димыч торжественно внесли в мою каюту тарелку с макаронами и стакан чая.　

— А что, сегодня… без котлетки? — удивился я.　

— Да котлетка-то была, — вздохнул доктор, — но вам следует воздержаться. Мясо, оно, понимаете ли, усугубляет…　

Я вздохнул и лениво ковырнул вилкой макароны.　

Не знаю, на сколько бы затянулась эта штука, но ее организаторы Николай Иванович Калиниченко и Дим Димыч явно перегнули палку. Дело в том, что они пытались не пустить меня и на киносеанс. Тут уж я действительно пришел в «состояние возбуждения» и, отшвырнув моих мучителей, выскочил из каюты под веселый обстрел лукавых взглядов, увы, слишком многих, посвященных в суть розыгрыша… И надо ж мне было так попасться на удочку! Утешал я себя тем, что «погорел», не в пример многим новичкам, по узкой медицинской, даже скорей фармацевтической, а вовсе не по морской части.

СИНЬОР ПОМИДОР И ДАЛЬНЯЯ РАЗВЕДКА

Еще на одесском рейде на кормовую палубу китобазы, мотоциклетно потарахтев, «припалубился» вертолет. Покачав упругими лопастями, он уснул красной стрекозой на отведенной ему площадке, а против меня, за столом кают-компании, возник стриженный под ёжик паренек с круглым и красным от щедрого загара лицом и настороженным взглядом.　

«Синьор Помидор!» — немедленно окрестил я про себя нового сотрапезника.　

Далее, наверняка, появился черт. Ибо кто ж иной мог дернуть меня за язык, когда я ни с того ни с сего подбросил моему соседу справа — главбуху флотилии — мыслишку вроде того, что вертолет в Антарктике — декоративное излишество. Дальность его полета ограничена, поэтому эффективность разведки сомнительна и вообще — дополнительные накладные расходы. Еще короче: курица — не птица, вертолет — не самолет!　

Главбух отчего-то поперхнулся и бросил испуганный взгляд на моего визави. А Синьор Помидор запунцовёл еще ярче, резко поднялся из-за стола и, отшвырнув скомканную салфетку, направился к выходу.　

У порога кают-компании его остановил укоризненный голос старпома:　

— Между прочим, товарищ Шаманин, — заметил старший помощник, — офицер, покидающий кают-компанию, должен спросить разрешения у старшего.　

Шаманин круто повернулся к старпому и, бросив на меня короткий взгляд совершенно побелевших глаз, глухо произнес:　

— Извините! Разрешите п-покинуть…　

Только тут я заметил на темно-синей тужурке, которую принял было за морскую, золотистую птицу Аэрофлота и прикусил язык. Раньше бы мне сообразить!..　

Казалось, пути к вертолету мне навсегда заказаны. Шаманин при встречах со мной едва здоровался, и это было печально. Дело в том, что я, как бывший авиатор, рассчитывал полетать с китобойным вертолетчиком хотя бы в качестве наблюдателя — и вот на тебе!　

Но случилось так, что в Атлантике приболел техник, неизменный спутник Шаманина в тренировочных полетах, и я, что называется, сделал шаг вперед…　

Похоже, что командир вертолета опешил от моего нахальства. Что-то смущенно лепеча насчет своего авиационного прошлого, я заметил, как лицо Шаманина то бледнело, то вспыхивало до невозможной пурпурности, и не поверил своим ушам, когда он вдруг сказал: