Аншлаг [Рассказы о цирке] - [61]

Это, конечно, жестоко, но надо же сбросить двадцать килограммов, не прибегая к расслабляющей диете!

И за три месяца Ольховиков сумел восстановить свою форму. Характеру воздушной балерины позавидовал бы сам Океанос!

С жадностью набросился на работу истосковавшийся по цирку жонглер. Полностью восстановив прежний номер, начал экспериментировать.

В Москве, например, инспектор манежа объявлял: «Жонглер Николай Ольховиков», не упоминая о лошади.

И Николай появлялся вначале на сцене, жонглируя пятью булавами, повисал на трапеции, делал «кач», а в это время вбегала лошадь, и он вскакивал на нее, продолжая номер…

Иногда эксперименты ему не удавались.

Стоя на лошади, он научился жонглировать семью шариками. Но трудность этого трюка была по достоинству оценена только специалистами. Успеха у публики трюк не имел, — видимо, реквизит показался слишком мелким для конного жонглера.

Но вообще-то это были годы его наивысшего расцвета. Николаю пошел четвертый десяток, но выглядел он юношей. Во всяком случае — с манежа.

Нине и Николаю было присвоено звание заслуженных артистов РСФСР.

А вскоре их мастерство сумели оценить не только советские, но и зарубежные зрители.

Первая страна, куда попал Ольховиков (не считая «иранской самоволки»), была Венгрия, страна с богатыми цирковыми традициями, страна, где цирк любят и понимают. Там Николай в числе других (сестры Кох, Кантемировы) был награжден почетным значком, который в Венгрии присуждают за выдающееся мастерство.

Затем был в Польше, в ФРГ и во Франции. Между прочим, одна парижская газета писала, что «если русский цирк — „золотой гвоздь“, то шляпка гвоздя, несомненно, Ольховиков».

Кстати, во Францию Ольховиков приезжал трижды и столько же раз гастролировал в Королевском цирке в Бельгии…

Он выступал в Соединенных Штатах, Великобритании, Италии, Турции и т. д. И всюду не только жонглировал, но и пел. Пел по-английски и по-французски.

Засвидетельствовать свое уважение к нему приходили известные артисты, в том числе жонглер Максимилиано Труцци, блиставший в тридцатых годах на советских манежах и оставивший о себе добрую память.

Николай имел грандиозных успех еще и потому, что на Западе жонглеров на лошади почти не осталось.

Когда в Москве готовили альбом дружеских шаржей и эпиграмм на артистов цирка под названием «Вокруг манежа», я под рисунком, изображавшим Ольховикова, ничуть не покривив душой, написал:

Он с мировыми мастерами

Стоит по классу наравне,

А потому в любой программе

Не под конем, а на коне.

Выступления за рубежом часто проходили во Дворцах спорта, где нет циркового опыта по устройству манежа. Там манеж делается наспех.

И вот в Париже, во время второго своего приезда, Ольховиков, еще репетируя, почувствовал что-то неладное, но что именно, понять не мог. А на представлении лошадь начала нервничать. Пока она шла рысью, Николай хотя и с трудом, но все же первую часть номера отработал. Настало время финальному трюку — курсу. Лошадь помчалась рывками. Николай впрыгнул на лошадь и почувствовал, что его словно бы веревкой оттянули назад. Свалился, встал, впрыгнул снова, и тут его выкинуло на гравий, отделявший манеж от первых рядов. Ничего не понимая, он впрыгнул в третий раз и сумел, жонглируя своими факелами, продержаться на лошади два круга.

А потом выяснилось, что барьер манежа перетянули тросами и получилось как бы не кольцо, а яйцо. Конечно же, зажатая таким манежем, лошадь не могла ровно бежать.

А однажды в Соединенных Штатах снимали представление для телевидения и Ольховикова попросили исполнить трюк, который в данном городе он не исполнял. И он впрыгнул со знаменем на лошадь, а та с непривычки шарахнулась в сторону. Но знамя-то выпустить из рук нельзя, и Николай, продолжая держаться за древко, ухнул спиной о барьер.

Его подхватили полицейские, заменяющие там «скорую помощь», отправили в больницу, и хотя рентген перелома не показал, Николай долгое время мог спать только в ванной. Без горячей воды, смягчающей боль, стонал беспрерывно.

Тем не менее выступления продолжал, но уже не на лошади, а на полу. И, взяв обруч со стаканом, он выходил в зал и крутил обруч перед носом у известных своей непосредственностью американских зрителей, причем ближние визжали, а дальние хохотали над визжащими.

Как-то в Соединенных Штатах Николая пригласили в телепрограмму «Встреча со звездами». Он хотел было показать там «наработанный» ранее номер о том, как научиться жонглировать — сначала одним мячом, потом двумя, тремя и т. д. Но этот набор трюков, везде и всюду хорошо проходивший, здесь, однако, не понадобился.

«Встреча» строилась по-иному. Зрители восседали в зале и задавали вопросы, на которые «звезда» должна тут же отвечать. А кроме зрителей в телестудию по телефону звонили люди, и их голоса были слышны и «звезде», и залу. На эти вопросы тоже нужно было ответить.

Николай, пустив в ход все свое обаяние, где отвечал впрямую, где обещал, прежде чем ответить, посоветоваться со своей лошадью, где — адресовал вопрос непосредственно лошади. А когда спросили относительно хобби, то ответил, что его хобби — пение и, кстати, если леди и джентльмены не возражают, он споет «Подмосковные вечера» при условии, что они ему будут подпевать.