Аншлаг [Рассказы о цирке] - [12]

Укладывая свою проволоку, Рита услышала (нет, вернее, почувствовала) тяжелые шаги в гулком коридоре. Ее первым желанием было броситься навстречу Виктору. Но показаться ему чумазой? В нерешительности она осталась на полу.

— Риту не видели? — довольно грубо спросил инженер, шагая прямо на нее. После дневного света он совсем не ориентировался в полутьме.

Вместо ответа Рита указала рукой на конюшню. Неопределенно хмыкнув, Виктор затопал дальше.

Но как же он не узнал ее?.. Если не увидел, то почувствовать должен был, что это она? Не так уж ведь и темно!

А жених тем временем остановил кого-то из униформистов:

— Риты здесь нет?

— Нет.

— А мне какая-то грымза показала в эту сторону!

От этой «грымзы» Рита вскочила словно ужаленная и опрометью бросилась во двор. Затем добралась до гримерной, заперлась в ней и начала совсем как девочка реветь, утирая слезы черными руками.

…Рита как бы раздвоилась…

Одна половина утешала: «Ну, чего бесишься? Довольно твоего кочевья, лети на огонек, может быть, больше такой не загорится!»

Однако Рита не двигалась с места.

Тогда вступала вторая половина: «Ты не можешь без цирка, ты умрешь без него! Без искусства ты зачахнешь, ты ведь не певица, чтобы при случае продемонстрировать свое мастерство дома. И натягивать в квартире проволоку не будешь, а если натянешь, то для того, чтоб развесить на ней белье!»

Первая половина не унималась: «Поступлю куда-нибудь на работу. Почему из всех дорог я должна идти по самой узкой? Я люблю Виктора. У нас будут дети. Еще не поздно».

Вторая половина промолчала.

«И он меня любит…»

«Он любит „мисс Арену“! — взорвалась вторая половина. — Он любит, когда смотрит на тебя снизу вверх! А когда начнет смотреть сверху вниз, ты из „мисс Арены“ превратишься в „грымзу“! Расползешься, одичаешь, а он по-прежнему будет обожать цирковое искусство и искать следующую „мисс Арену“!»

«Но у меня ничего нет! Ничего и никого…»

«У тебя есть цирк, а значит, есть все!»

Тут вспомнила Рита свою подружку, которую Виктор столь непочтительно обозвал. Правда, ее с Джиной Лоллобриджидой не спутаешь, зато товарищ она отличный и никаких проблем для нее нет — ни для себя, ни для друзей. Сейчас бы она сказала, вероятно, что-нибудь такое: дескать, один ее приятель свою жизнь расписал наперед — до пятидесяти жить как живет, после пятидесяти продать мебель, а после шестидесяти поступить сторожем в библиотеку и прочитать все то, что не успел прочесть за свою жизнь. А тебе, мол, Рита, даже библиотеки искать ни к чему! После сорока пойдешь служительницей по уходу за животными, после пятидесяти — билетером, после шестидесяти — вахтером. Что еще?..

Постепенно Рита начала успокаиваться.

Наконец часа через полтора подошла к телефону и набрала номер Виктора. Он оказался у себя.

— Не жди меня больше! — деревянным голосом сказала «мисс Арена».

Виктор не понял.

— Чего не жди?.. Кто это говорит?

И, набрав в легкие побольше воздуха, Рита выпалила:

— Грымза!.. — И повесила трубку.

Рита понимала, конечно, что за «грымзу» просто зацепилась как за последнюю возможность ничего не менять в своей жизни.

А затем вернулась в коридор, упаковала в конце концов непослушную проволоку, но вместо сдачи реквизита на склад попросила адресовать его в Кемерово, где предстояло, согласно разнарядке, продолжать свои танцы в воздухе.

«А когда мне исполнится тридцать пять, — начала утешать себя Рита, — я спрыгну с проволоки и никогда больше на нее не полезу.

Я придумаю другой номер!»

НИЛЬСКИЙ КРОКОДИЛ

Я приезжал в город Р. к артистам Лидиным, которые в обратный путь меня проводить не смогли, поэтому поручили заботам экспедитора дяди Кости, а тот не захотел ограничиться доставкой в аэропорт. Считая приезд писателя по командировке Союзгосцирка чем-то значительным (не каждый день они приезжают), экспедитор решил дождаться посадки на самолет. Однако ее не объявляли.

Скоро оповестили страждущих, что вылет задерживается на час, потом — на два, и в конце концов пообещали о времени отлета сообщить дополнительно.

Тягостные часы ожидания мы с экспедитором скрасили двумя бутылками хорошего сухого вина в аэропортовском ресторане.

Дядя Костя, жилистый, худой, выше среднего возраста человек с загорелым лицом, иссеченным морщинами, и с налетом некоторой усталости в глазах, обладал кипучим темпераментом. Он то и дело куда-то бегал, кого-то разыскивал, где-то о чем-то справлялся, а от звука репродуктора каждый раз вздрагивал и прислушивался, как охотник на тяге. Однако ничего утешительного для нас произнесено не было.

Постепенно вино стало напряжение с дяди Кости снимать.

— Я, как видите, экспедитор, встречаю да провожаю артистов, получаю да отправляю багаж, и не поймешь, кому больше служу — искусству или транспорту. А были времена, когда возглавлял творческие коллективы. Да, да! Я возил группу «Цирк на сцене», работающую на марках, и если артисты жаловались на плохие дела, бывало, говорил: «Лучше иметь четыре сбора по сто рублей, чем ни одного по четыреста!» Меня даже прозвали «Ниодногопочетыреста»…

От концертов «левых», то есть оформленных неверно или никак не оформленных, я всегда уклонялся, желая спокойно спать. Однажды меня спросили: