Аншлаг [Рассказы о цирке] - [10]

И каждый день, надо не надо, Рита приходила в цирк. Реквизит ее был свален в коридоре. Давно бы следовало его упаковать, а она все откладывала да откладывала.

И даже когда начала поправляться, то репетировать не спешила.

…Зато открыла для себя город С.

Когда-то, студенткой, предвкушая прелесть гастрольной жизни, Рита мечтала о музеях, памятных местах, о картинных галереях, но постепенно мирок ее сузился: цирк да гостиница, гостиница да цирк. Ну, еще базар.

Показывая достопримечательности С., Виктор Павлович по-хозяйски вышагивал по родному городу и лучшего места на земле не представлял. Он шел уверенно, а она рядом мельтешила. У нее никогда не было ничего своего, она и дома бывала проездом. Своим был только цирк.

Инженеру захотелось продемонстрировать ее друзьям, и они зачастили в уютный бар, где все знали Виктора. Его вовсе не шокировала Ритина хромота, временами казалось, что он ею даже гордился. Не Ритой — это само по себе, — а ее, так сказать, производственной травмой.

В иные минуты Виктор был остроумен.

Как-то они задержались перед большим зеркалом у вешалки, он ее сзади обнял и оценивающе произнес:

— Мы неплохая пара!

— Только «неплохая», — вздохнула Рита. — До хорошей не дотянули!

— Это почему же? — обиделся инженер.

— По возрасту.

— Как так?.. Я же старше тебя всего только на пять лет!

— Вот в этом-то и вся беда, — начала Рита выкладывать свои доводы. — Пять лет разницы — это очень плохо, Виктор. Когда мужу двадцать пять, а жене двадцать — хорошо, когда ему тридцать пять, а ей тридцать — уже не то, когда ему сорок пять, ей сорок — совсем плохо, а когда ему всего лишь пятьдесят пять, а ей уже пятьдесят — это ужас, кошмар, трагедия…

— Ми-ну-то-чку! Зато когда ему девяносто пять, а ей девяносто — опять все в ажуре! — просиял Виктор и, обняв захохотавшую Риту, повел ее в зал.

Однажды провозгласил в баре тост:

— Тарапунька и Штепсель сетовали, что наших красавиц не называют по имени городов, как это принято за границей: «Мисс Чикаго» или там, скажем, «Мисс Венеция». Дескать, тогда у нас появится «Мисс Кривой Рог» и прочие. Но ведь и родной наш город, и Чикаго, и Венеция, и Кривой Рог не возразили бы, если мы женщину, которая украшает сегодня наш стол, назвали бы «Мисс Арена». За здоровье Риты!

Все выпили, но Риту чуть кольнула «сделанность» этой речи. Она подумала: кому он ее адресовал раньше?

А Виктор продолжал:

— Цирк приглашает нас, которые утром садятся за баранку машины, днем — за письменный стол, вечером — перед телевизором, размяться как следует. Размяться душой и телом! Для этого артисты перелетают с трапеции на трапецию, заставляют слона танцевать, а тигрицу — петь, ездят верхом на льве и даже на страусе. Они призывают нас работать с такой же точностью, с какой ловит свои мячи жонглер, летает вольтижер. Они весело кувыркаются, чтобы мы всю жизнь детским смехом заливаться не разучились…

— Халтура твой цирк! — раздалось за соседним столиком.

Это сказал серый, насквозь прокуренный тип из местных литературных гениев, как потом узнала Рита. Произнеся свою фразу, он брезгливо скривил толстые, мокрые от пива губы.

— Что?.. — едва не задохнулся Виктор и тут же бросился к этому типу. Он схватил его за грудки, приподнял со стула и проговорил: — Это тебе на бумаге халтурить легко! Понял? А ты вот под куполом пройди вполноги! Сальто сделай вполовину! — И швырнул своего оппонента на место, а тот, падая, схватился за кружку с пивом, которая его же и облила…

Через несколько дней, когда Рита и Виктор выходили из бара, кавалер тоном, каким говорят своей жене «застегни пальто», сказал:

— Выходи за меня замуж.

— А цирк?.. — изумилась Рита, застревая в дверях. И уже на улице продолжала: —Странный ты, Виктор, человек! Говоришь, что любишь цирк, а меня из него хочешь забрать…

— Тебя я люблю больше!

Тут Рита ничего ответить не смогла, и до самой гостиницы они шли молча.

— Слушай, — нарушил он у подъезда молчание, становившееся тягостным, — если тебе станет в жизни тоскливо, тяжело и одиноко, помни, что в этом городе огонек в окошке всегда для тебя светит. Хорошо? — Он, не дождавшись ответа, круто повернулся и тяжелой своей походкой удалился, вобрав голову в плечи.

Вероятно, в жизни каждой незамужней цирковой женщины наступает момент, когда ей до смерти захочется бросить свой суматошный мир, забиться в уютную кухню и, надев передник, терпеливо ждать Повелителя.

Услышав от инженера то, что, в общем-то, и следовало ожидать, Рита, придя домой, закрыла глаза, и перед ней сразу же затрепетала проволока, словно большая струна, которую сильно оттянули и отпустили.

Конечно, Виктор чуток, внимателен и, видимо, любит ее. За все время они поссорились один раз. Лучшую ее подругу он назвал «грымзой», и Рита — обозлилась. Уж очень противным показалось ей само это слово.

Может быть, действительно не судьба Рите уехать из города С. Возможно, именно здесь она в последний раз спрыгнет с проволоки, выйдет из цирка на широкий проспект и пойдет, стараясь не оглядываться на здание с круглой крышей. А что, если вообще на эту проволоку больше не влезать?

Но одна только мысль об этом привела Риту в ужас! Уснуть она так и не смогла, а утром, прихрамывая, пришла в цирк и самой себе назло выпросила у инспектора манежа час для репетиции. Отрепетировала плохо, равновесие было утрачено.