Аносов - [6]

Павел тяжело переживал смерть брата, некоторое время он чуждался товарищей, был неразговорчив. Но в строгом распорядке дня воспитанников корпуса оставалось очень мало времени, чтобы предаваться горю.

В учебные дни питомцы корпуса вставали в шесть часов утра, в семь они отправлялись в столовую. Завтрак состоял из белого хлеба и сбитня. После завтрака — небольшая прогулка.

В восемь часов утра начинались классы. Они продолжались до двенадцати, затем — маршировка и гулянье. В час — обед. С двух до шести — снова классы. Час на отдых; он проводился в так называемых рекреационных залах. В семь — ужин. От семи до десяти — приготовление уроков. В десять — отход ко сну.

Так был заполнен весь день: каждый час расписан, за всем строгое наблюдение. После отхода ко сну спальни обходили дежурные офицеры; они осматривали, все ли в порядке, как сложена одежда, на месте ли стоит обувь.

Но была и другая причина частых осмотров и ревизий. В положении о корпусе было предусмотрено, что «начальники отделений, маркшейдер и командир корпуса сколь возможно чаще осматривают комоды, как для наблюдения за порядком в оных, так и для того, чтобы воспитанники не имели у себя никаких книг или рукописей, могущих вредить нравственности».

Власти не были вполне уверены в политической благонадежности воспитанников, особенно малоимущих, казеннокоштных, боялись, что на них могут плохо повлиять служители корпуса.

Полицейский сыск совмещался с показным либерализмом. Последний, между прочим, сказался и в том, что в Горном кадетском корпусе, не в пример другим российским учебным заведениям, розга была почти исключена из средств «воспитания».

В правилах внутреннего распорядка корпуса было записано: «…наказание воспитанников, заслуженное ими нерадением к учению, худым поведением, неопрятностью и другими недобрыми качествами, состоит обыкновенно в посажении их за штрафной стол, в лишении прогулок и других удовольствий, в неувольнении в дома родных и знакомых, при том в один или несколько сроков, судя по важности их вины. Их заставляют также учиться в праздничные дни под надзором дежурных гувернеров и заключают в особые для сего определенные комнаты (карцер). К телесному же наказанию прибегают только в крайних случаях, как к последнему уже средству».

Большое значение придавали поощрительным мерам. Воспитанников водили в Эрмитаж, кунсткамеры, Академию художеств. В театрах столицы для учащихся снимали ложи. В самом корпусе часто давали маскарады и балы. Устраивались прогулки по окрестностям Петербурга, осмотры фабрик и заводов.

Много внимания уделялось практическим занятиям. Учащиеся под надзором преподавателей производили различные химические и физические опыты. В корпусе были верстаки, на которых воспитанники сами промывали различного рода руды, причем о доставлении руд было отдано специальное распоряжение по Горному департаменту. Во дворе Горного кадетского корпуса построили «рудник» с подземными ходами и выработками.

Таким образом осуществлялось наглядное, практическое обучение горным наукам. В мастерских корпуса и на Монетном дворе учащиеся сами плавили разные металлы.

Гордостью кадетского корпуса были кабинеты геогностический[2] и ориктогностический[3], а также модельный зал. Модели можно было приводить в действие.

Кабинеты беспрерывно пополнялись новыми коллекциями. Особенно расширились они, когда директором корпуса был Дерябин. По его инициативе отправили большую экспедицию в Сибирь, чтобы описать горы этого малоизвестного края и собрать минералы, «в оном находящиеся и при том в таком количестве, чтобы не только составить из них топографическое собрание при горном корпусе, но сверх того продавать и променивать подобные собрания».

Экспедиция была весьма удачной — кабинеты корпуса обогатились почти пятьюдесятью тысячами минералов шестисот разных пород. Первый транспорт собранных минералов прибыл из Сибири в 1814 году. В последующие годы коллекции корпуса еще расширились. Уже в последние годы учебы Аносова из уральских россыпей доставили редкие самородки золота.

Для осмотра различных пород и драгоценных камней корпус часто посещали лица, интересовавшиеся природными богатствами страны, а также ученые разных стран. Особое внимание привлекали малахитовая глыба (она была оценена в 425 тысяч рублей — суммой по тому времени колоссальной), а также найденный на Нижне-Тагильской даче платиновый самородок, весивший 10 фунтов 54 золотника. Большой интерес вызывала изумрудная друза — двадцать три кристалла длиной от одного до полутора дюймов как будто нарочно усажены были на черном кремнистом сланце. Изумительной по красоте была бирюза в кварцевой оправе.

Сотни различных камней лежали в витринах и на подставках: здесь были алмазы, топазы, турмалины, везувианы, аксиниты и прочее и прочее. Да и сам зал, в котором помещался геогностический музей, был великолепен: потолок его был украшен живописью и аллегорическими картинами известных художников.

Павел Аносов усердно занимался в геологических кабинетах. У него была хорошая память, и он быстро научился отличать разные минералы. Именно здесь, в кабинетах Горного корпуса, пробудился в Аносове страстный геолог.