Анна в кроваво-алом - [64]

Мысль такая смехотворная, что я фыркаю.

– Что? – спрашивает Томас.

– Заниматься тем, что делаю я, больше некому, – отвечаю я. – Даже если Анна больше не убивает, другие-то призраки не перестали. Я должен заполучить свой нож обратно. И вскоре мне придется вернуться к работе.

Томас явно огорчен. Кармель откашливается.

– Итак, как нам вернуть нож? – спрашивает она.

– Он явно не настроен просто отдать его, – угрюмо замечает Томас.

– Слушай, мои родители дружат с его родителями, – выдвигает идею Кармель. – Я могу попросить своих надавить на его, сказать им, что Уилл украл важную фамильную реликвию. Это не будет враньем.

– Что-то мне не хочется потом отвечать на кучу вопросов, почему моя важная фамильная реликвия – зловещего вида нож. Кроме того, мне не кажется, что на сей раз родительского давления окажется достаточно. Нам придется его выкрасть.

– Вломиться в дом и выкрасть? – переспрашивает Томас. – Ты спятил.

– Не так уж и спятил. – Кармель пожимает плечами. – У меня есть ключ от его дома. Наши родители дружат, помнишь? У нас хранятся ключи от домов друг друга, на случай если кто окажется на улице, или ключи потеряются, или понадобится присмотреть за домом, пока хозяев нет в городе.

– Как очаровательно старомодно, – замечаю я, и она самодовольно улыбается.

– У моих родителей ключи от домов половины наших соседей. Все просто умирают, так хотят поменяться с нами. Но наш дубликат есть только у семьи Уилла. – Она снова пожимает плечами. – Иногда полезно иметь полный город знакомых. В основном это только раздражает.

Разумеется, ни я, ни Томас не представляем, что она имеет в виду. Мы выросли со странными родителями-колдунами. Люди бы ни за что не стали меняться с нами ключами.

– Так когда мы это сделаем? – спрашивает Томас.

– Как можно скорее, – говорю я. – Когда никого не будет дома. Днем. Рано, сразу после того как он отвалит в школу.

– Но он наверняка возьмет нож с собой, – возражает Томас.

Кармель вынимает телефон:

– Пущу слух, что он таскает по школе нож, и кто-нибудь обязательно на него настучит. Он услышит об этом еще до утра и не станет рисковать.

– Если только не решит просто остаться дома, – замечает Томас.

Многозначительно смотрю на него:

– Слышал когда-нибудь выражение «Фома неверующий»?

– Неприменимо, – самодовольно отзывается он. – Там речь идет о скептике. А я не скептик. Я пессимист.

– Томас, – мурлычет Кармель, – я и не думала, что ты такой умный.

Пальцы ее лихорадочно порхают по клавиатуре телефона. Она уже отослала три сообщения и получила два ответных.

– Достаточно, вы, двое, – говорю я. – Идем на дело завтра утром. Сдается мне, первые два урока мы наверняка пропустим.

– Ничего, – говорит Кармель. – Мы эти два урока сегодня отсидели.

Утро застает нас с Томасом жмущимися друг к другу в его «Темпо», припаркованном за углом Уиллова дома. Головы засунуты по самые носы в воротники толстовок, глаза бегают. Мы выглядим в точности как полагается выглядеть тем, кто с минуты на минуту совершит особо тяжкое преступление.

Уилл живет в одном из наиболее богатых и хорошо сохранившихся районов города. Разумеется. Его родители дружат с предками Кармель. Именно так я заполучил дубликат ключей от его дома, позвякивающих у меня в переднем кармане. Но, к сожалению, это означает, что тут водится масса охочих до сплетен домохозяек и экономок, то и дело поглядывающих в окно, чтобы увидеть, что мы затеваем.

– Не пора? – спрашивает Томас. – Который час?

– Не пора, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, словно я проделывал такое уже миллион раз. А это не так. – Кармель еще не звонила.

Он на секунду успокаивается и делает глубокий вдох. Затем напрягается и ныряет под руль.

– Кажется, я видел садовника! – шипит он.

Вытягиваю его за капюшон обратно:

– Вряд ли. Сады уже все побурели. Может, просто кто-то листья сгребает. В любом случае, мы не сидим тут в перчатках и лыжных масках. Мы ничего дурного не делаем.

– Пока.

– Ну и не веди себя подозрительно.

Нас только двое. Между выработкой плана и претворением его в жизнь мы решили, что Кармель будет нашим лазутчиком. Она отправится в школу и убедится, что Уилл там. По ее словам, его родители уезжают на работу задолго до того, как он уходит в школу.

Кармель возражала, обвиняла нас в сексизме: мол, она должна присутствовать на случай, если что пойдет не так, ведь у нее, по крайней мере, есть разумный предлог заглянуть к ним в дом. Томас и слышать не хотел. Он старается защищать ее, но, глядя, как он закусывает нижнюю губу и подскакивает от малейшего шороха, я думаю, что лучше бы я взял с собой Кармель. Когда у меня начинает вибрировать телефон, он дергается, как испуганный кот.

– Это Кармель, – говорю я ему и снимаю трубку.

– Его тут нет, – сообщает она паническим шепотом.

– Что?

– Ни того, ни другого. Чейз тоже отсутствует.

– Что? – повторяю я, хотя слышал, что она сказала.

Томас дергает меня за рукав, словно нетерпеливый первоклассник.

– Они не пошли в школу! – рявкаю я.

Должно быть, Тандер-Бей проклят. Все в этом дурацком городе идет наперекосяк. И теперь у меня в одном ухе встревоженная Кармель, в другое сыплет догадками Томас, и в этой чертовой машине просто слишком много людей, чтобы я мог ясно мыслить.