Анна в кроваво-алом - [65]

– Что нам теперь делать? – спрашивают они одновременно.

Анна. Как там Анна? Атам у Уилла, и если он разгадал обманный трюк Кармель с эсэмэсками, кто знает, на что он мог решиться. Он достаточно умен, чтобы вести двойную игру, уж я-то знаю. А мне, по крайней мере за последнюю пару недель, хватило глупости влюбиться. А он небось сейчас смеется над нами, представляя, как мы обшариваем его комнату, пока он топает по Анниной подъездной дорожке с моим ножом в руке и своим белобрысым прихвостнем в кильватере.

– Едем, – рычу я и отключаюсь от Кармель.

Нам надо к Анне, и быстро. Возможно, я уже опоздал.

– Куда? – спрашивает Томас, но машину заводит и выворачивает из-за угла, ко входу в Уиллов дом.

– К Анне.

– Ты же не думаешь… – начинает Томас. – Может, они просто остались дома. Может, идут в школу и просто опаздывают.

Он продолжает говорить, но, пока мы ползем мимо Уиллова дома, глаза мои замечают кое-что еще. В комнате на втором этаже что-то не так с занавесками. Дело даже не в том, что они задернуты, тогда когда все остальные окна смотрят ясно и открыто. Неправильно как-то они задернуты. Как-то… неаккуратно, что ли. Словно их закрывали рывком.

– Стоп, – говорю. – Паркуйся.

– Что происходит? – спрашивает Томас, но я не отрываю взгляда от окна на втором этаже. Он там, я знаю, что он там, и внезапно меня переполняет злость. Хватит с меня этой чепухи. Я иду туда и забираю свой нож, а Уиллу Розенбергу лучше не путаться у меня под ногами.

Машина еще не остановилась, а я уже снаружи. Томас выбирается следом за мной, но цепляется за ремень. Судя по звуку, он наполовину вываливается из водительской двери, но вот его знакомые неуклюжие шаги нагоняют меня, и он начинает сыпать вопросами:

– Что мы делаем? Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь забрать свой нож, – отвечаю.

Мы рвем вперед по подъездной дорожке и взлетаем по ступеням на крыльцо. Я отпихиваю Томасову руку, когда он собирается постучать, и вместо этого вытаскиваю ключ. Меня несет, и я не хочу предупреждать Уилла больше необходимого. Пусть только попробует не отдать его мне. Пусть только попробует. Но Томас хватает меня за руки.

– Что? – рявкаю я.

– Надень хотя бы, – протягивает он мне пару перчаток.

Хочу сказать ему, что мы не домушничаем, но проще просто надеть, чем спорить. Он и сам натягивает перчатки, а я поворачиваю ключ в замке и открываю дверь.

Важный плюс проникновения в дом – это необходимость вести себя тихо, поэтому Томас перестает донимать меня вопросами. Сердце колотится о ребра, тихо, но настойчиво. Мышцы напряжены до тика. Это ничуть не похоже на выслеживание призрака. Ни силы тебе, ни уверенности. Чувствую себя словно пятилетка в парковом лабиринте после наступления темноты.

Внутри очень мило. Паркет и толстые ковры. Перила ведущей на второй этаж лестницы блестят так, словно их полировали ежедневно с момента изготовления. На стенах подлинники картин, и не какая-нибудь современная мазня – ну знаете, когда в Нью-Йорке один тощий ублюдок объявляет другого тощего ублюдка гением, потому что тот рисует «воистину яростные красные квадраты». Это классические работы, приморские пейзажи во французском духе и маленькие, темноватые портреты женщин в изящных кружевных платьях. В нормальных обстоятельствах мой взгляд задержался бы тут подольше. Гидеон обучал меня восприятию живописи в музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Вместо этого я шепчу Томасу:

– Давай просто заберем мой нож и свалим.

Я поднимаюсь по лестнице первым и наверху сворачиваю налево, к комнате с задернутыми занавесками. До меня доходит, что я мог в корне ошибиться. Это вообще может оказаться не спальня. Это может оказаться кладовка, или игровая, или любая другая комната с законно сдвинутыми занавесками. Но на это уже нет времени. Я стою перед закрытой дверью.

Ручка поворачивается легко, и дверь приоткрывается. Внутри слишком темно, плохо видно, но я различаю очертания кровати и, как мне кажется, комода с зеркалом. В комнате пусто. Мы с Томасом проскальзываем внутрь словно опытные профи. Пока все хорошо. Пробираюсь к центру комнаты. Моргаю, чтобы лучше видеть в темноте.

– Может, стоит попробовать включить свет? – шепчет Томас.

– Может, – рассеянно откликаюсь я.

Я не особенно обращаю на него внимание. Теперь я вижу чуть лучше, и то, что я вижу, мне не нравится.

Ящики комода выдвинуты. Из верхних вываливается одежда, словно их торопливо обшаривали. Даже положение кровати кажется странным. Она стоит под углом к стене. Ее двигали.

Оборачиваясь кругом, вижу, что дверь в туалет распахнута, а плакат рядом с ней наполовину сорван.

– Здесь уже кто-то побывал, – говорит Томас, забив на шепот.

Осознаю, что вспотел, и вытираю лоб тыльной стороной перчатки. Ничего не понимаю. Кто мог здесь уже побывать? Может, у Уилла имелись и другие враги? Невероятное совпадение, но, похоже, здесь кругом одни совпадения.

В темноте различаю что-то рядом с плакатом, на стене. Похоже, надпись. Делаю шаг ближе и задеваю ногой что-то на полу с до боли знакомым глухим звуком. Я догадываюсь, что это, еще до того как велю Томасу включить лампу. Когда комнату заливает яркий свет, я уже начал пятиться, и мы видим, посреди чего мы стояли.