Анна Керн. Муза А.С. Пушкина - [50]

К сожалению, сын Марковых-Виноградских записки не опубликовал. Впрочем, он не только в этом не оправдывал надежд своих родителей. Так и не получив толком никакого образования, он продолжал менять одно место службы на другое, то работал в театре, то состоял в почтовом ведомстве, то был управляющим имения родственников… И ни с чем толком не справлялся, нигде долго не задерживался. В дневниках Александра Васильевича постоянно встречаются записи о том, что сын оставил службу в таком-то городе и перебрался в такой-то, где все повторялось вновь. Летом 1871 г. он женился на Елизавете Васильевне Аксамитной, дочери мирового судьи из небольшого городка Черниговской губернии, которая также была небогата, «умна, добра, но не хороша». Однако появление семьи ровным счетом ничего не изменило в его жизни.

Что же касается дочери Анны Петровны, Екатерины, то и у нее жизнь складывалась не лучшим образом. После 10 лет более или менее благополучного брака она в 1865 г. овдовела. Так же, как и ее мать, осталась без средств к существованию и тоже вынуждена была жить у родственников, в том числе в неоднократно упоминавшемся Тригорском, где прожила с сыном Юлием около трех лет. Наконец Екатерине удалось выхлопотать пенсию за мужа, после чего она вернулась в Петербург и работала гувернанткой до тех пор, пока Юлий не вырос и не получил образование.

Здоровье обоих супругов Марковых-Виноградских становилось хуже день ото дня. «1876 г. 19 апреля. Что за ужасные были две ночи и день! – писал Александр Васильевич. – Моя бедная мамаша так страдала и стонала, что я приходил в ужас! Ее томила желчная рвота и тоска смертельная!..Она, голубка моя милая, все металась и говорила о смерти. Меня грызла скорбь, неисходная мука безнадежности. Ничего не может быть ужаснее, как быть в глухом, беспомощном одиночестве, лицом к лицу с мучительною болезнью своего друга, которым живешь!»

Лечение требовало денег, а средств у семейства не было. Они едва сводили концы с концами и жили только в надежде на помощь друзей и знакомых.

«Не подосадуй, мой друг, на меня, что я при сей верной оказии прибегаю к тебе опять за помощью, мой верный друг и моя всегдашняя опора! – писала в 1872 г. Алексею Вульфу под диктовку свекрови сноха Анны Петровны. – Помоги мне еще раз, вероятно в последний, потому, что я очень уж на тонкую гряду раза два нынче зимой чуть было не отправилась, и одолжи, пожалуйста, в этот последний раз, вышли мне, пожалуйста, 100 рублей… часть я должна, а на остальные подновят мой гардероб, потому, что мой гардероб мыши съели… И жилось бы мне хорошо, если бы я смогла жить в своем доме, но брат не пускает и даже оттягал и мою собственность, ту, которую мне отец завещал. Ну Бог с ним! Это за то, что я ему отдала часть своей, которую получила от бабушки. Прощай, мой милый друг! Весна так хороша, что и я тебе подобной желаю, напиши хоть словечко и прости, что я тебе надоедаю, и будь так добр, не откажи в моей просьбе и вышли как можно скорей.

Преданная тебе друг и сестра Анна Виноградская».

К чести Вульфа, надо сказать, что в просьбе он не отказал, хотя к старости сделался очень скуп и, по отзывам современников, «совершенно невыносим». Но Анне Петровне помог, что известно из следующего письма к нему, написанного Александром Васильевичем:

«Вчера мы были обрадованы оказанною нам помощью Вами, многоуважаемый Алексей Николаевич, и приносим Вам за нее живейшую признательность. Бедная моя старушка прослезилась и поцеловала радужную бумажку, так она пришлась кстати.

Я на днях получил отказ в пособии, которое просил у Департамента уделов, и был очень огорчен, не зная, где добыть презренного тряпья, чтобы сделать необходимый запас дров, и моя добрая голубушка сказала мне, что она давно уже по секрету хлопочет у Вас о помощи… Я несколько успокоился и вот вчера был несказанно обрадован Вашей помощью… Родной брат ограбил… двоюродный помогает. Да помогут последнему силы небесные на все доброе, да простит первого Бог!

Здоровье наше плохо… Мы думали поправиться летом, но лето было испорчено таскавшеюся у нас в течение трех месяцев подлою потаскухою холерою! Дети наши служат в Одессе… но чем живут в таком дорогом месте, получая 55 рублей в месяц, и как живут, мы не знаем».

Одним словом, жизнь их катилась к закату, и этот закат совсем не был ни счастливым, ни прекрасным…

Еще одно последнее сказанье, И летопись окончена моя

Бытует суеверие, что накануне смерти тяжелобольные люди вдруг чувствуют улучшение, вплоть до того, что им кажется, будто они выздоровели. Нечто подобное произошло и с судьбой семьи Марковых-Виноградских. В последние годы их жизнь неожиданно более или менее наладилась. Сын Александр получил место на Брестской железной дороге и перебрался в Москву с женой и маленькой дочкой Аглаей, родившейся в 1874 г. Они поселились в меблированных комнатах доходного дома Гуськовых у самой Тверской заставы, на углу Тверской улицы и Брестского (Кузнечного) переулка на последнем, третьем этаже, в квартире № 20 (ныне площадь Тверской заставы).

Некоторое время супруги Марковы-Виноградские гостили в Москве «у детей». Вскоре после приезда их навестил заглянувший из Петербурга в Москву бывший сослуживец Александра Васильевича Н. Н. Тютчев, посочувствовал их бедственному положению и подарил старому другу пальто, а его внучке – три платья. Бывали в гостях и другие родственники и знакомые. Постепенно жизнь всего семейства стала немного налаживаться, по крайней мере, с материальной стороны.