Анна Керн. Муза А.С. Пушкина - [49]

«Жили они [с мужем] дружно, как два голубка. Александр Васильевич был моложе Анны Петровны чуть ли не на 20 лет. У нас говаривали в семье, что когда он родился, то тетя его, новорожденного, носила на руках. Когда он подрос и поступил в кадетский корпус, она встретилась с ним в Петербурге. Каждую неделю по отпускным дням брала его к себе домой, кормила кадетика блинами и пышками, ласкала его по-матерински, растила и берегла… Вырос и сам Александр Васильевич, возмужал, они подружились и наконец стали мужем и женой. Впоследствии они как-то сравнялись годами.

Дядя Саша был высокий худощавый старичок с козлиной бородкой, как у Некрасова, очень болезненный. Страдая болью в желудке, он всегда носил подушечку на животе, а на ней обе руки. Звали они друг друга «папаша» и «мамаша», никогда по имени.

Когда стемнеет на дворе, хозяева приказывали девушкам позакрыть все ставни в доме, железками заложить изнутри и опустить на окна шторы. Наступала тишина, только сторож мерно стучит в чугунную доску. Удары гулко проносятся в тишине. На столе шумит самовар: уютно и тепло. Через всю скатерть дядя с тетушкой раскладывали большой пасьянс и ссорились порою. Только беззлобно, никогда не держали зла и обращались друг с другом с изысканной вежливостью, всегда на «вы» Ухаживал дядюшка за Анной Петровной трогательно нежно и всегда с какой-то особою деликатностью. Усядется она в кресло, сейчас дядя Саша подойдет, скамеечку пододвинет под ноги и пледом укутает, и так ласково, любезно. За вечерним чаем он всегда присаживался к самовару и сам разливал чай. Ей, тетушке, конечно, первой в большой старинной чашке.

Обычно долго сидели за столом. Я копошусь на ковре, занятая своими ребячьими делами, а тетушка за пасьянсом. Потом она смешает карты и прикажет подать книжку или все тот же альбом. Начнет читать стихи. К сожалению, их содержания не помню в точности. Но после, читая Пушкина, я сразу узнала его чудный гимн «Я помню чудное мгновенье…». Были и другие стихи в альбоме – тетушка говорила, что ей писались. Очень звучные стихи, красивые, как музыка…»

Сами супруги в этот период тоже работали над своими воспоминаниями. В конце 1860-х гг. Анна Петровна продиктовала мужу «Три встречи с императором Александром Павловичем», а в 1870 г. – свой последний мемуарный труд «Из воспоминаний о моем детстве» (другое название «Сто лет назад»), который был опубликован в 1884 г.

Александр Васильевич всю жизнь вел дневники, в которых кратко, но регулярно добросовестно день за днем описывал, как протекала их семейная жизнь, рассуждал о прочитанных книгах, о людях, с которыми ему довелось встретиться, и местах, где случилось побывать. В дополнение к дневникам он оставил также и собственные мемуары со скромным, может быть, даже излишне скромным названием «Из записок и журнала неизвестного человека».

Эти воспоминания интересны не только описанием людей и событий, но и тем, как раскрывается в них личность самого Александра Васильевича. Даже сейчас, по прошествии многих лет, биографы не устают удивляться его благоговейному отношению к жене, которое Марков-Виноградский пронес сквозь все годы и невзгоды. Ее настоящее было для него счастьем и отрадой, прошлое же служило исключительно поводом для восхищения и гордости ею. «Теперь я сижу в уютной нашей спальне, – писал Александр Васильевич. – Она, моя голубушка, уже легла в постель и ей может быть уже и снится что-нибудь, а я пишу и хочу сказать несколько слов о Пушкине, о котором мы с нею часто беседуем… Она была знакома с ним, и он ее воспел в двух стихотворениях: «Я помню чудное мгновенье» и «Я ехал к Вам». Она вдохновляла также Подолинского. …Да, кто не восхищался ее внутренней и внешней красотою?.. «Сын Отечества» вздумал уверять, что Пушкин не мировой гений!! Мне это досадно!.. В его произведениях воспроизведены общечеловеческие мысли, чувства и действия и затронуты общечеловеческие нравственные интересы, которые для всех людей и всегда занимательны… Музыка стихов его отчетливо, верно изображает чувства, и, читая их, кажется, что Пушкин и мыслил стихами, так они естественны!.. Ни одна строка не написана им для рифмы… Его стихи подобны дождю, лились из сердца и западают в сердце каждого… Многие женщины, воспаляемые огнем его речей и страстию его взглядов и манер, увлекались им до цинизма… Некоторые, разумеется весьма немногие, допускали даже непозволительные ласки – персидские или содомские удовольствия… И он их не уважал, кроме тех, которые держали себя вдали от него, как, например, моя жена и некоторые другие. Она, моя голубка, светлым, чистым взглядом, своими скромными манерами и речами, своею простотою, исполненною невинности сердечной, своим поэтическим идеализмом и высшими воззрениями на жизнь исключала возможность грязных поползновений и была воспета Пушкиным как «гений чистой красоты»».

В одной из тетрадей «Записок» Александр Васильевич выразил надежду, что потомки осуществят их полное издание: «Я их завещаю сыну или кому другому, чтоб их напечатать, если признаются они достойными печати тогда, когда находящиеся в них очерки нравов, характеристики и биографии не могут никого задеть и сделаются занимательными и поучительными, как безыскусственное сказание о прошлом».