Анна - [3]

Шрифт
Интервал


     . . . . . . . . . . . . . . . . . .                    


     9                                                           


     Итак, Америка. Аэропорт прохладный,                         

     жара грядёт с последним словом Exit,                        

     и пограничник сладко-шоколадный,                            

     высокомерный и ленивый. Это бесит.                          

     Вот тут-то я его опять заметил,                             

     как и во Франкфурте. Высок, опрятен, строен.                

     Хоть тёмен волосом, но взгляд особо светел.                 

     Скорее просветлён. В движеньях, словно воин,                

     расчётлив. И особая поклажа                                 

     и характерная повадка нервных рук                           

     напомнили мне залы Эрмитажа.                                

     Вот где тебя я видел, милый друг!                           

     Копировал он Рембрандта отлично.                            

     Стоит столетья на коленях блудный сын.                      

     А я бродил рассеянно один                                   

     среди "голландцев". Долго неприлично                      

     стоял, разглядывая сына и отца.                             

     Но он не повернул ко мне лица.                              


     10                                                          


     С тех пор фигура эта и движенья,                            

     и кисти точные, невязкие мазки                              

     застыли в памяти, притупленной круженьем                    

     картин и слов, привычных до тоски.                          

     И мне не нужно было дополнений,                             

     расспросов, домыслов -- я чувствовал нутром,                

     волнением -- особым из волнений --                          

     его вершины, что блеснут потом.                             

     Какое счастье -- в воровской России                         

     живут ещё святые мастера.                                   

     И высший свет -- и бледный, и спесивый --                   

     не стоит ни мазка их, ни пера.                              

     Работая упорно и безвестно                                  

     и поднимаясь духом до высот,                                

     такой художник искренно и честно                            

     талант, как весть посмертную, несёт.                        

     Мы видим им построенное зданье                              

     и воздаём. Обычно с опозданьем.                             


     11                                                          


     Увы, поэт, художник, композитор,                            

     когда ты мастер и идеалист,                                 

     рисунок, строчка или нотный лист --                         

     лишь ведомость награды паразитам.                           

     Обман кругом. Твой труд поспешно делят,                     

     награду до тебя не допустив,                                

     и рвут, как плоть, строку, строфу, мотив,                   

     года твои прибрав в свои недели.                            

     И ты не смеешь слова произнесть.                            

     Наглоголосые, бессовестные пасти                            

     вокруг тебя в рудиментарной страсти                         

     заставят позабыть покой и честь.                            

     И всё, что ты трудом своим достиг,                          

     наполнил мыслью, чувством и талантом, --                    

     практичные разделят дилетанты                               

     под сенью беззаконий и интриг.                              

     Терпи, любимец ветреных Богов.                              

     Ты -- пища серых. Твой удел таков.                          


     12                                                          


     .............................


     13                                                          


     На выходе, где двери-самостворы                             

     раскрылись нам, и жар и смрад гоня,                         

     под стоязыкий гам и разговоры                               

     огромный синий вэн встречал меня.                           

     И я, как дядя самых честных правил,                         

     попутчику в нём место предложил.                            

     "Андрей Северин", -- он себя представил                   

     и жесткую десницу мне в ладонь вложил.                      

     Я не спешил. И время не жалея,                              

     хотя устал за длинный перелёт,                              

     знакомца нового в районе Шипсхедбея                         

     я высадил. Сказал он -- Здесь живёт                         

     его коллега славный из Парижа,                              

     что вместе с ним в Провансе год назад                       

     творение вина в пейзажах рыжих                              

     писал и пригласить к себе был рад.                          


Еще от автора Александр Александрович Дольский
Стихотворения

Я постарался собрать в этой книге как можно более полное собрание произведений Александра Дольского. Собрать все. От шедевров, до откровенно слабых и пошлых. Не мое дело судить о их художественных достоинствах - каждый читатель составит о них свое собственное мнение. Главное - что есть над чем поразмыслить и чем зачитаться.


Пока живешь...

«Пока живешь...» первая книга поэта.


Рекомендуем почитать
Задохнись моим прахом

Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.


Советский человек на Луне!

Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.


Метелица

Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.


Всемирная спиртолитическая

Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.


Заря над степью

Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.


Площадь Разгуляй

Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.