Анисовая водка для поющих бабуль - [10]

— Девочки, девочки! Давайте быстрей. Уходим…

Они выскочили в гостиную, где в свете догорающих свечей за ними тут же побежали расплывчатые тени.

— Подождите! — политтехнолог остановился и от волнения проглотил комок, который давно сдавливал горло. — Вы же сказали, что убили его. Этого, как его? Кузнеца!

— Вы что забыли, их же двое? — от ускорения девушки с веслом дышали полной грудью, и при желании можно было разглядеть вишневые соски. — Тот, который нас встречал и тот который потом приехал.

— Точно их было двое. Теперь остался один. Пошли…

Издалека до них долетела русская песня. Хор пел задушевно и проникновенно. Мотив, управляемый чьей–то умелой рукой, словно клин журавлей парил в тишине. В такие минуты хотелось остаться одному. Бежать в чистое поле и насладиться простором. Возвыситься над суетой и почувствовать себя свободным человеком. Дирижёр, как залог будущего успеха, предпочитал ночные репетиции. Для него моментальная оценка являлась огромным стимулом в работе, потому что соседи, даже те, которым музыка была по барабану, не могли оставаться безучастными.

— Вы выдели Александра Сергеевича? — спросил политтехнолог.

— Мы искали его, но не нашли. — У Девушек с веслом был потерянный вид. — А зачем он нам сейчас?

— Одна голова хорошо, а две лучше. — Политтехнолог задумался, но ничего не добавил.

Они вышли на улицу. Стояла тихая лунная ночь наполненная сантиментами живой природы.

— Куда идти? — политтехнолог чувственно вздохнул.

— Туда…

Проходя мимо фасада дома, они увидели многочисленных бабочек, которые, словно опавшие листья, бесполезно перекатывались по земле. Разноцветные розы кто–то срезал, аромат быстро улетучился, и бедные бабочки остались не у дел.

— Где этот сеновал?! — не скрывая раздражения, спросил политтехнолог

— Там… — показывая на сарай, ответили девушки с веслом.

— Вы хоть весло своё оставьте.

— А вдруг нас опять кто–то обидит.

— Вдруг… — политтехнолог прислушался. — Вы слышите шорох?

Из сарая озираясь по сторонам, словно боясь засветиться, нервно потирая руки, вышел шеф–повар.

— Эй… — позвал его политтехнолог.

— А–а–а… — вырвалось у него. — Лев Львович! Вы?! И вы здесь прекрасные особы. В общем, я всё видел от начала и до конца. Как они его… — шеф–повар кивнул. — Замочили…

— Ты всё видел от начала и… — девушки с веслом обиделись. — Как тебе не стыдно подсматривать?

— Тихо вы. — Прошептал политтехнолог. — Где кузнец?

— Я его в пруду утопил.

— Утопил?

— Да. А сюда вернулся, потому что знал, они вас сюда приведут. — Руки не давали шеф–повару покоя. — Смываться надо.

— Надо. Надо предупредить Лауру и Александра Сергеевича. — Политтехнолог начинал суетиться. — Где они?

— Я видел их в саду.

— Пошли…

Фольклористы на скорую руку собрали вещи и, не сказав друг другу ни слова, возможно, заранее зная чёткий план действий, сели в автобус. Замыкающим оказался шеф–повар. Он пристально осмотрел пассажиров, ещё раз их пересчитал, как пересчитывает детей хороший смотритель и уже хотел добавить дежурную фразу «поехали». Но его перебили.

— Уже уезжаете? — у двери стоял Василий–кузнец.

— Да. — Спокойно ответил политтехнолог. — Срочно вызывают. Дела.

— А почему бабуль не берёте?

— Мы ёще за ними вернёмся.

— Да, да… А Вася–то мой опять уехал и тоже сказал, что вернётся.

Светом фар автобус неуверенно пробивал в ночи дорогу, постепенно исчезая, унося пассажиров в бесконечные просторы. Кузнец напоследок махнул рукой, думая о том, что жирную точку в этом месте лучше не ставить, а обойтись многоточием. Рано или поздно всё возвращается на круги своя. После расставания всегда идёт встреча. Кузнец в это свято верил, поэтому, почувствовав на плече чужую руку, он ничему не удивился и принял как должное.

— Я капитан ФСБ. — За спиной кузнеца тяжело дышали. — Ясно.

— Да, — сказал кузнец. — Я вам верю.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Здесь будете задавать или пройдём в дом.

— Лучше в дом.

— Тогда пошли.

— 8-

Молочный рассвет напустил на путников туман, который стелясь по земле, особенных проблем вначале не создавал и, ориентируясь по боковым соснам, автобус продолжал двигаться. Потом туман сгустился и стал расти, словно на дрожжах, накрывая слепой пеленой дорогу, автобус с пассажирами и вековые сосны.

— Лев Львович, туман, ничего не видно, — объясняя проблему, которая лежала на поверхности, заявил шеф–повар. — Нужно переждать.

— Сколько осталось до намеченного пункта? — спросил политтехнолог.

— Километров двести. — Шеф–повар посмотрел карту. — Где–то так…

— Хорошо переждём, а заодно и позавтракаем.

— Лаура, давай приготовим что–нибудь вкусненькое, — Дирижёр смачно чмокнул. — Салат из морепродуктов или…

— Бутерброды и чёрное кофе. — Подхватила Лаура. — Чтобы разбавить этот сливочный рассвет.

— Нам, пожалуйста, бутерброды с салями. — Попросили девушки с веслом. — И зелёный чай.

— Девочки, вы же не в ресторане. — У шеф–повара потекли слюнки, правда, никто этого не заметил. — У нас же ограниченное меню.

Политтехнолог, преследуя конечную цель — остаться наедине с собой (без свидетелей) — выскочил из автобуса. А фольклористы продолжали наполнять салон вкусными словосочетаниями, будто специально подстёгивали друг другу аппетит. Вход пошла любимая всеми итальянская кухня с разнообразием пасты: от пасты с грибами до букатини с каракатицей. Шеф–повар, безусловно знавший толк в кулинарии, убеждал с пеной у рта, что отведав корзетти с цикориевым соусом песто и дополнив, если останется место, тальолини с тартаром из лангустинов, можно разом проглотить язык. Язык ведь без костей. Девушки с веслом, как всегда высказали шеф–повару пренебрежительное фи, потому что. Во–первых, они неплохо знали французский язык. Французы для них были лучшие в мире любовники. Во–вторых, со словарём читали по–немецки. Правда, немцы немного грубоваты, но хорошо откликаются на ласки. Поэтому проглотить (умять, уплести, уписать) язык, значит потерять всё. Извилины прокручивали одну и ту же мысль: кончить ублажать иностранцев, потерять иностранцев, лишиться удовольствия и денег. Лишиться, лишиться, лишиться…