Анхен и Мари. Прима-балерина - [15]

Анхен пристроилась на диване с весьма потрепанной кожаной обивкой и вытащила блокнот. Такую сцену надобно зарисовать.

– Кто это с Вами сотворил сие? Кто? – спросил рыжебородый дознаватель, усаживая даму на стул у окна.

Там и воздуха поболе, и света.

– Я не знаю. Лиходеи-разбойники, должно быть, – сказала она и тяжко вздохнула. – Беда не приходит одна. Сначала Элечку убили, теперь вот налёт.

– Вы должно быть мать Элеоноры Черникиной, – сказал-спросил господин Громыкин. – А мы из полиции. Сыскная часть. Да. Из полиции.

– Ну, слава Богу. По крайней мере, пытать не будете. Ведь Вы же не станете меня терзать? – испуганно спросила госпожа Черникина-старшая.

– Кто Вас терзал, сударыня? – спросил господин Громыкин и протянул ей стакан воды, принесённый господином Самолётовым. – Кто?

– Не знаю. Их было двое – мужчина и женщина.

– Как выглядели? Вы их узнали? Может быть, запомнили что-то? – засыпал её вопросами делопроизводитель.

– Нет. Что вы? Они были в масках. Знаете, таких будто маскарадных, – ответила госпожа Черникина, делая глоток воды из стакана.

– Одежда, походка, шрамы, ожоги, речь. Что можете сказать? – не оставлял попыток господин Самолётов.

– Одежда чистая. Не похожи они были на уличное отребье. Походка? – пострадавшая задумалась. – У дамы – лёгкая, воздушная. А у этого… тяжёлая, поступь служаки, ходит, будто припечатывает.

Госпожа Черникина скривилась, словно на змею наступила, вспоминая походку нападавшего.

– Вы не волнуйтесь. Всё в прошлом. Не волнуйтесь, да, – мягко сказал господин Громыкин и погладил её по голове.

Анхен удивлённо вскинула брови. Дознаватель может быть мягким, надо же. Хозяйка квартиры тоже прониклась, расслабила плечи, выдохнула.

– Речь. Вот говорили они чудно. Нет, нет. Она говорила по-нашему, по-питерски. Он же…, – замолчала она на половине фразе.

– Что он? Шепелявил? Акал, окал? Что? – подсказывал ей господин Самолётов.

– Акцент у него был. Нерусский он, чужак, – сказала госпожа Черникина.

– А какой акцент? Французский, немецкий, английский? Может быть китайский? – продолжал допытываться делопроизводитель.

– На немецкий похож – говорит, будто собака во дворе гавкает.

– Что они хотели от Вас? Деньги, драгоценности? – спросил господин Громыкин.

Анхен оглядела комнату – тусклое окно, пыльные обои, растрескавшаяся плитка печи – слабо представляя, что в этой квартире могут находиться деньги и уж подавно драгоценности. Хотя подождите. Анхен встала и подошла рассмотреть поближе. В буфете рядом со старой посудой красовалась новая – серебряная. На столе стояла ваза с фруктами – в это время года удовольствие не из дешёвых. Ах, да. Как она могла позабыть? У Элеоноры Черникиной появился покровитель. Мариус, видимо, не скупился на подарки.

– Да что Вы?! Какие деньги? Они всё про бумаги какие-то спрашивали. А откуда мне ведомо? Я ведь кто? Никто, – пожала плечами госпожа Черникина.

– Анна Николаевна, Вы бы меньше любопытствовали. Лучше б портреты налётчиков зарисовали, – заметил-упрекнул господин Громыкин.

– Так ведь в масках нападали они? Мы маскарадные костюмы разыскивать станем? – огрызнулась она в ответ.

– Платье и фигуры попробуйте набросить. Позы. Сможете описать сие нашей художнице, любезная? Сможете? – спросил сыщик у пострадавшей.

– Попробую.

* * *

Обыск у госпожи Черникиной результатов не дал, кроме размытых портретов нападавших. Что искали грабители? Нашли ли они то, что искали? Всё осталось покрыто тайной. Господин Громыкин махнул рукой, и команда сыщиков убралась восвояси, оставив мать убитой на попечение вызванного лекаря. Анхен взглянула на неё, и губы её дрогнули – вот, вот заплачет. Заботливо укутанная дознавателем в плед, госпожа Черникина-старшая сидела у окна с тоской в усталых глазах. Как она теперь будет жить без дочери?

– Фёдор Осипович, как Вы думаете, связано ли сие нападение с нашим убийством? – спросил господин Самолётов, когда они уселись в полицейский экипаж.

– Трогай, милый! – крикнул дознаватель городовому на козлах и стукнул кулаком в потолок кареты.

Господин Громыкин посмотрел на подчинённого и ухмыльнулся.

– Однозначно связано. Молодой человек, Вы меня прямо разочаровываете. Вы что считаете, что господа в чистой одежде, облачившись в маски, просто так наведались в сию бедную квартиру? В гости? Просто так? – спросил дознаватель, оглаживая рыжую бороду.

– И искали бумаги, – напомнила Анхен.

Когда они вернулись в сыскную часть, за столом господина Громыкина сидел господин Цинкевич, уткнувшись носом в грудь – дремал.

– Рота, подъём! – гаркнул делопроизводитель ему в ухо. – На плац! Под ружьё!

Доктор дёрнулся, теряя фиолетовую шапочку-тюбетейку. Увидев сыщиков, заулыбался.

– Подловили меня. Ха-ха! – сказал он, потягиваясь. – Всю ночь не спал, вот и закемарил, вас ожидаючи. Старался поскорее анализы закончить по Вашим делам, а Вы мне в ухо кричите. Не хорошо, молодой человек. Дурно-с.

– И правда, что за ребячество, Иван Филаретович? – упрекнул делопроизводителя господин Громыкин и обратился к господину Цинкевичу. – Чем порадуете, любезный наш Вы доктор? Чем?

Господин Цинкевич встал, размял члены, похрустел шеей и вручил начальнику сыска жёлтый листок.