Ангола: неизвестная война - [90]

Вставали в 6 утра и брались за щуп и миноискатель. Каких только мин не прошло через мои руки: и советские ТМ всевозможных модификаций, и китайские противопехотки тип-72, чешские РТ и английские и американские. Больше всего доставляли проблем сдвоенные, и даже строенные заряды и мины, установленные на неизвлекаемость. За годы гражданской войны ангольцы с обеих сторон поднаторели на таких минах-ловушках. По всему видно учителя были хорошие. Например, противотанковые мины с неметаллическим корпусом на дорогах обычно устанавливались в паре с противопехоткой. Во-первых, миноискателем обнаружить ее трудно, во-вторых, это провоцирует наезд тяжелой техникой. Давят, ничего не подозревая, танком такую противопехотку, а там «двойняшка». И нет танка. А в принципе подобная мина может сработать даже от наезда велосипедиста. Такие сюрпризы мы обычно взрывали на месте.

Дважды попадались мины-ловушки, замаскированные под предметы обихода. Один раз это была пластиковая канистра начиненная взрывчаткой, а другой — жестяная банка из-под пива. Местные жители вырезали у таких жестянок верх и с успехом использовали их в качестве стаканов. Но это, видимо, и рассчитывали унитовцы, начиняя пустую банку тротилом. Причем в обоих случаях работал явно профессионал. Мы удивлялись: откуда такие познания? Все стало ясно, когда в одном подземном бункере, расположенном под обычной глинобитной хижиной в селении, которое раньше несколько лет служило унитовцам базой, нашли отлично сохранившееся американское полевое наставление «FM 5-31» BOOBYTRAPS по изготовлению мин-сюрпризов. На изрядно измусоленной книжице (видать не один десяток диверсантов ее штудировал) стояла печать унитовского штаба, а в тексте карандашом сделан подстрочный перевод с английского языка на португальский. Там все прекрасно описано и наглядно показано: делай адские машинки хоть из старого радиоприемника, хоть из детской игрушки.

Наш шеф, коренной преториец Рикки де Бир всегда поручал мне всю работу если попадался какой-нибудь образец с русскими буквами или советской маркировкой. «Ты русский, и такую мину сможешь извлечь только ты», — говорил он. Но зря я никогда не рисковал, помнил: мои дети ждут меня живым. А еще хорошо помнил случай, произошедший незадолго до моего приезда в Мозамбик. Мой предшественник, полковник на одном из занятий с мозамбикскими военнослужащими по минно-взрывному делу вдруг решил на себе проверить чувствительность противотанковой мины к весу человека.

Видимо, хотел на своем примере доказать курсантам, что танковое минное поле не опасно для пехотинца. Встал на противотанковую мину и подпрыгнул. В принципе, ничего не должно было случиться. Но, то ли взрыватель был неисправен или корродирован, то ли попался нештатный. Короче взлетел наш асессор на воздух вместе с курсантами. Те, правда, отошли подальше и отделались легкими ранениями и ушибами, а советника разорвало в клочья. Но мозамбикцы никогда не поминали нашего офицера худым словом. Наоборот, портрет погибшего висел в музее, а начальник Нампульского военного училища, высокий такой надменный негр, всегда ходивший с длинной резной тростью из черного дерева, приводил его в пример своим подчиненным. Вот так, мол, не щадя своей жизни, выполняют интернациональный долг советские товарищи.

Вдоль ангольских дорог, где мы работали, все напоминало о недавних боях. То тут, то там попадались остовы сгоревшей боевой техники, грузовиков, воронки, стоял годами въевшийся запах гари и трупов. Этот запах войны навсегда врезается в память, и его ни с чем не спутаешь. Как-то в одной деревне нашли склад 122 мм снарядов для «Града». Видимо в свое время фапловцы оставили, а может быть унитовцы устроили здесь свой потайной схрон. Приняли решение все это дело рвануть. На окраине деревни вырыли бульдозером глубокую яму, аккуратно сложили снаряды в штабель, многие почти насквозь проржавели. Заложили взрывчатку и грохнули. От детонации вдруг заработал маршевый двигатель одной из ракет, и та огненной свечой ушла в небо. Здорово мы тогда испугались, ракета могла упасть на деревню, но пронесло. Я поразился: столько лет пролежали реактивные снаряды в земле и сырости, а, поди, ж ты еще вполне работоспособны. Да наша боевая техника, она и в Африке техника.

Так проработали мы месяцев шесть, несколько сотен мин, снарядов, авиабомб обезвредили. Вдруг почувствовали: что-то меняется. А началось все с того, что на только что расчищенной от мин дороге вдруг подорвался ангольский грузовик. Кто-то шел за нами и минировал. Затем обстреляли ночью наш палаточный лагерь. Ангольская охрана в ответ открыла дикую пальбу. Мы поняли: Савимби опять зашевелился, УНИТА снова в драку полезла. Южноафриканцы быстренько свернулись, мол, во время боевых действий не работаем. И, надо сказать, вовремя убрались. Как раз на новом витке гражданской войны.

Кстати, эвакуировали нас в Луанду наши ребята: летчики-украинцы вертушки Ми-8 Санько Иващенко и Алексей, фамилию последнего я не запомнил. Они работали на ангольскую армию по личному контракту (к тому времени официальное российско-ангольское военное сотрудничество было практически свернуто — авт.). Молодые такие ребята. Но не повезло им, буквально через месяц сбили их вертушку и сгорели оба. Это мне потом де Бир рассказал. Он еще два месяца сидел в Луанде, недоплаченные деньги у ангольцев выбивал. Какая-то там премия полагалась за переработку. А нам повезло, и в живых остались и нужное, доброе дело ангольцам сделали, и сами неплохо заработали. На эти деньги у меня сын сейчас в колледже в Претории учиться. А сам я не выдержал, вернулся на родину. Не для меня эта страна. Русский человек должен жить в России. А еще было у меня одно желание, еще в ЮАР, когда бедствовал, думал. Вот бы всех «ангольцев и мозамбикцев» объединить, создать союз что ли. И чтобы помогали друг другу, нашли бы тогда семью того нампульского полковника, помогли бы. Ведь его даже и не наградили, а он жизнь свою отдал за тех ребят. И дети его должны знать, за что, как и где погиб их отец…»