Английский язык с В. Ирвингом. Рип ван Винкль - [16]
As he approached the village (пока он подходил к деревне) he met a number of people (он встретил некоторое количество людей = несколько человек), but none whom he knew (но никого из тех, кого он знал), which somewhat surprised him (что несколько удивило его), for he had thought himself acquainted with every one in the country round (так как он думал, что был знаком с каждым в округе: «в местности вокруг»). Their dress, too (их одежда тоже), was of a different fashion (была отличного фасона) from that to which he was accustomed (от того, к которому он привык). They all stared at him with equal marks of surprise (они все смотрели на него с одинаковым выражением удивления; equal [‘i:kw(q)l] — равный, одинаковый; идентичный), and whenever they cast their eyes upon him (и всякий раз, когда они останавливали на нем взгляд; to cast — бросать), invariably stroked their chins (неизменно поглаживали свои подбородки; invariable [In’vFqrIqbl] — неизменный, неизменяемый; постоянный, стабильный, устойчивый). The constant recurrence of this gesture induced Rip, involuntarily, to do the same (постоянное повторение этого жеста заставило Рипа невольно сделать то же самое; recurrence [rI’kAr(q)ns] — повторение; повторное проявление; возвращение, возврат), when, to his astonishment (когда = и тогда, к своему изумлению), he found his beard had grown a foot long (он обнаружил, что его борода выросла на целый фут; foot [fVt] — фут /мера длины, равная 30,48 см, составляет одну треть ярда/)!
As he approached the village he met a number of people, but none whom he knew, which somewhat surprised him, for he had thought himself acquainted with every one in the country round. Their dress, too, was of a different fashion from that to which he was accustomed. They all stared at him with equal marks of surprise, and whenever they cast their eyes upon him, invariably stroked their chins. The constant recurrence of this gesture induced Rip, involuntarily, to do the same, when, to his astonishment, he found his beard had grown a foot long!
He had now entered the skirts of the village (теперь он подошел к краю деревни; skirts — край, граница; окраина). A troop of strange children ran at his heels (ватага незнакомых ребятишек бежала за ним по пятам; troop [tru:p] — стадо, стая; отряд, группа людей), hooting after him (гонясь за ним с криками), and pointing at his gray beard (и показывая на его седую бороду). The dogs, too (собаки тоже), not one of which he recognized for an old acquaintance (ни одну из которых он не признал как старую знакомую), barked at him as he passed (лаяли на него, когда он проходил мимо). The very village was altered (сама деревня была переменившейся = сильно изменилась; to alter [‘O:ltq] — изменять/ся/; менять/ся/; видоизменять, вносить изменения, переделывать); it was larger and more populous (она стала больше и многолюднее). There were rows of houses which he had never seen before (там были ряды домов, которые он никогда не видел раньше), and those which had been his familiar haunts had disappeared (а те, которые были привычными ему местами, исчезли; haunt [hO:nt] — часто посещаемое место; to haunt — часто заезжать проведать, навещать /какое-л. место, людей и т. п./; бывать /где-л./). Strange names were over the doors (над дверьми были незнакомые имена) — strange faces at the windows (незнакомые лица /выглядывали/ из окон) every thing was strange (все было незнакомым).
He had now entered the skirts of the village. A troop of strange children ran at his heels, hooting after him, and pointing at his gray beard. The dogs, too, not one of which he recognized for an old acquaintance, barked at him as he passed. The very village was altered; it was larger and more populous. There were rows of houses which he had never seen before, and those which had been his familiar haunts had disappeared. Strange names were over the doors — strange faces at the windows every thing was strange.
His mind now misgave him (теперь его разум изменил ему; to misgive [mIs’gIv] — misgave [mIs’geIv] — misgiven [mIs’gIvn] — внушать недоверие; дать осечку; потерпеть неудачу); he began to doubt (он начал сомневаться; to begin [bI’gIn] — began [bI’gxn] — begun [bI’gAn] — начинать/ся/) whether both he and the world around him were not bewitched (не был ли он сам и мир вокруг околдованы; witch — колдунья, ведьма). Surely this was his native village (несомненно, это была его родная деревня) which he had left but the day before (которую он покинул днем раньше; to leave — оставлять). There stood the Kaatskill mountains (там высились Каатскиллские горы) — there ran the silver Hudson at a distance (там вдали бежал серебристый Гудзон; to run [rAn] — ran [rxn] — run — бежать; течь) — there was every hill and dale precisely (там были каждый холм и долина точно такими же) as it had always been (какими они были всегда) — Rip was sorely perplexed (Рип пребывал в болезненном недоумении; to perplex — ставить в тупик, приводить в недоумение) — "That flagon last night (тот графин прошлой ночью)," thought he (подумал он), "has addled my poor head sadly (прискорбно повлиял на мою бедную голову;
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В «Рипе Ван Винкле» Ирвинг использовал европейский бродячий сюжет о «спящем красавце» – его герой, проспав в пещере 20 лет, как Фридрих Барбаросса, просыпается и не узнаёт родную страну…
Это первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем, ставших впоследствии магистральными в литературе США, тем; он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений.
Вашингтон Ирвинг – первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем ставших впоследствии магистральными в литературе США тем, он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.