Английский дневник - [96]

Милиционер глянул на окно и определил парадное. Поднялись на второй этаж. Должно быть, квартира справа. На двери висел звонок, под которым находился целый список с фамилиями жильцов: Скопа – звонить 1 раз, Цыгрик – 2 звонка, Сидоров – 3 звонка, Фельдман – 4 раза…

Милиционер на секунду задумался и позвонил один раз. Прислушался – тишина. Он снова позвонил, но теперь два раза. Что-то где-то хлопнуло и зашуршало. Затем защёлкали замки, и дверь приотворилась. Через цепочку ржавым голосом древняя старушка спросила:

– Вам кого?

– Участковый Петренко, – отрапортовал милиционер и приложил руку к фуражке.

– Ну чего тебе, милок? Подожди, сейчас открою.

Бабуля сняла дверь с цепочки и впустила милиционера в темный, заставленный хламом коридор. Девочки жались за его спиной.

– Так вы к кому? – старая женщина с любопытством посмотрела на необычных гостей.

– Бабуля, – обратился милиционер, – а кто живет в комнате, у которой… – он остановился, подумал и продолжил, – окно во двор выходит, третье от угла?

– А, так вы к Сидорову, майору. А что, натворил что-то? – спросила старуха и, не дожидаясь ответа, сказала: – Я вас провожу.

– Пошли, – скомандовал участковый юным подопечным.

Старушка привела гостей в конец коридора и ладонью постучала в обитую дерматином дверь: – Петр Иваныч, это к вам.

– Сейчас, одну минутку, – раздалось из-за двери.

Дверь распахнулась. На пороге появился высокий лысый мужчина в военном кителе, галифе и сапогах. На груди слева выстроились боевые медали.

– Здравствуйте, – не скрывая удивления, произнес военный.

– Участковый сержант Петренко, – немного сконфужено представился милиционер и отдал честь.

– Ну, иди, старая, иди, чего встала? – мотнул майор головой в сторону старухи.

Она укусила его взглядом и пошла прочь.

– Слушаю вас, товарищ Петренко, – сказал военный и, растягивая губы в улыбку, посмотрел на девочек, прятавшихся за его спиной: – А это кто ж такие с вами?

– Тут, понимаете, человека одного ищем… – замялся сержант и быстро добавил: – Но мы, скорее всего, ошиблись квартирой.

Милиционер укоризненно посмотрел на девочек и покачал головой.

– Извините, товарищ майор, что побеспокоили. Всего хорошего.

– Ну, бывай, сержант Петренко.

Милиционер приложился к фуражке, а майор, звякнув медалями, подмигнул девочкам и широко сверкнул металлическими фиксами.

Первая любовь Тани Новицкой

Как было заведено, каждый день после окончания уроков два ученика 2-А оставались на уборку класса. Дежурили строго по алфавиту согласно списку классного журнала, но так как Булочкин заболел – вот повезло человеку! – Тане Новицкой выпало дежурить с Борей Гендельманом.

Дежурство оказывалось делом тягостным и неинтересным. В классной комнате на полу и в партах ученики оставляли горы бумажек, недоеденные бутерброды, огрызки яблок и обертки от конфет. Весь мусор необходимо было собрать, затем подмести и помыть пол. Называлось это влажной уборкой и занимало немало времени у не умевших держать в руках веник и швабру второклашек.

Дежуря с Булочкиным, Тане приходилось большую часть уборки делать самой, потому что он всегда отлынивал. Поэтому, когда Боря Гендельман сказал, что будет подметать, и ухватился за веник своими длинными музыкальными пальцами, Таня удивилась, пожала плечами и беспрепятственно отдала ему уборочный инструмент.

– Только веник следует намочить, – тоном Мальвины добавила она и пошла выгребать мусор из парт.

Такой джентельменский поступок неожиданным образом заставил Таню Новицкую посмотреть на невзрачного одноклассника Борю Гендельмана совершенно под другим углом. Завитки его черных волос на висках, длинные пальцы и миндалевидные серые глаза с оттенком традиционной национальной грусти показались Тане в тот момент сказочно прекрасными. И Таня влюбилась.

О, счастливый возраст полного неведения о расовой принадлежности, национальном вопросе и пятой графе!

Во время уборки выяснилось, что Боря живет недалеко от Тани и занимается в музыкальной школе по классу фортепьяно. Таня тоже ходила на музыку, и этот факт еще плотнее сблизил ее с ним.

С этого времени Таня держала Борю в поле зрения. В столовой поменялась местами с Богуш, чтобы сидеть напротив объекта своей любви, и домой после продленки норовила уйти вместе с Борей.

Гендельман, разумеется, не заметил ее беглых исподлобных взглядов. Мир его желаний в восемь лет был прост и понятен: не схватить двойку по поведению, поскорее сделать уроки и поиграть в «сыщика-разбойника». Однако безобидная Таня вполне вписывалась в немудреное расписание его жизни, как, впрочем, и все окружавшие его школьники.

Боря привык, что где-то рядом есть Таня. Иногда он дергал ее за косу, бросал в нее скатанный хлебный мякиш в столовой, тянул за кончик роскошного капронового банта, венчавшего ее маленькую кукольную головку. Бант развязывался. А Таня, жеманно надувая губки, говорила: «Ну, Боря, что ты делаешь! Отстань!» – хотя в душе ликовала и радовалась такому «вниманию».

Как-то носясь после уроков по школе, они оказались в актовом зале, где стояло маленькое черное пианино. Боря открыл крышку, тронул клавишу, огласившую чуть подпорченным звуком зал, и, спотыкаясь, сыграл этюд Баха.