Английский дневник - [93]
Звоню в звонок, прислушиваюсь. Открывает.
– Долго же ты ходишь. Я думала, что не вернешься.
– Очередь, Эльвирочка, в супермаркете была. А ты меня ждала, радость моя?
Она глазки свои закатила, вздохнула и скомандовала:
– Иди в ванную, пустомеля.
Вспомнил я ту нашу ночь в палатке и подумал, что запрыгивать так резко в постель не буду. Наоборот, подкрался тихонько, влез под одеяло и ухватил Эльвирку. В моих руках оказались маленькие упругие груди. Я не выдержал и воскликнул:
– Девичья грудь! Девичья грудь!
Она ничего не сказала и молча отдалась мне.
Утром я проснулся и увидел, что Эльвиры рядом нет. Я встал, оделся, заглянул в другую комнату, прошел на кухню – ее нигде не было. Куда же это она подевалась, думаю? Может быть, за хлебом в магазин вышла? Оглянулся по сторонам и обнаружил на столе записку:
«Анатоль, мы встретились с тобой на перекрестке. А дороги на перекрестке и сходятся, и расходятся. Когда будешь уходить, просто захлопни дверь».
Я так и сделал.
Недетские рассказы
Время от времени весь первый класс Галя Кляпнева, гуляя после уроков в школьном дворе с одноклассницей Ирой Богуш, рисовала мелом на цокольной плитке школьного здания странный знак. Неокрепшей ручонкой, едва только научившейся писать, она медленно чертила две вертикальные палочки, затем соединяла их концы крест-накрест и ставила сверху маленькую дужку лодочкой – кратку.
– Отгадай, что это? – спрашивала она свою подружку Иру, худенькую высокую девочку с большим белым капроновым бантом, вплетенным в черную косу.
Судьба не только свела обеих в 1-А классе, но и посадила за одну парту.
Ира подолгу смотрела на странное изображение, строила в уме какие-то догадки и говорила:
– Не знаю.
– Думай, думай, – настаивала Кляпнева, и в ее зеленых глазах загорался детский огонек превосходства.
– А ты сама знаешь? – с недоверием произносила Ира.
– Я? – переспрашивала Галя и, хмыкнув, гордо говорила: – Конечно, знаю.
– Ну так скажи!
– Скажу, но только не сегодня, – Галя делала хитрое лицо и поднимала кверху указательный палец – рыжие веснушки прыгали и смеялись. – Это секрет, понимаешь? И вообще, много будешь знать – скоро состаришься.
– Ну, пожалуйста, – просила вконец заинтригованная Ира и сладким голосочком обещала: – Я, Галочка, никому-никому не скажу.
Стоит только произнести слово «секрет», и любая девчонка будет готова умереть, только чтобы узнать его. Так и Ира Богуш сгорала от любопытства узнать Галину тайну.
Через неделю или две история повторялась, и Кляпнева, еще больше возбуждая Ирин интерес, снова говорила:
– Скажу, но только не сегодня, – и добавляла: – Смотри, только у родителей не спрашивай.
– Почему?
– Бесполезно. Они все равно не знают. Это тайный знак. И учти, если все-таки спросишь, то я никогда не смогу тебе сказать, что он означает.
– А если у бабушки спрошу? – не унималась Ира.
– У бабушки! – рассмеялась Галя. – Так это одно и то же, что у родителей.
Наконец Галя торжественно объявила, что раскроет Ире тайну странного знака. Но только немного позже.
– Когда позже? – канючила Ира.
– Тогда, когда ты будешь готова это узнать, – уклончиво, но непоколебимо произнесла Галя.
Наступила зима. Школьный двор занесло снегом, и игра в резиночку и написание одного и того же ребуса на стене уступили место катанию на санках и коньках. Ира совсем забыла про Галину загадку, которая всю осень не давала ей покоя. Да и Галя Кляпнева больше не напоминала ей о странном знаке.
Всю долгую зиму школьники боролись с кляксами, стальными перьями, кожаными перочистками, осваивали буквы и цифры, ненавидели чистописание. К концу третьей четверти клякс стало меньше, а буквы и цифры приобрели уверенные очертания каллиграфических знаков.
И вот уже свежий весенний воздух наполнил легкие и вытеснил из школьных коридоров густой запах подгоревшего молока и пережаренных сырников. Снова можно было надеть туфли, но они почему-то стали жать пальцы, летние курточки оказались тесноваты, а просторный школьный двор словно сжался, как материя после стирки.
Девочки опять запрыгали на резиночке и стали играть в классики. Кляпнева взяла мел, отвела Иру Богуш в сторону и аккуратно начертила на школьной стене тайный знак, о существовании которого Ира уже и не помнила. Галины рыжие веснушки, ожившие под весенним солнцем, выползли на щеки и нос и хвастались ярким коричневым загаром.
– Так что же это означает? – спохватилась Ира. – Ты же обещала сказать!
– Я помню, – важно ответила Галя.
Она заговорчески посмотрела по сторонам, пригнула голову и, понизив голос, сказала:
– Здесь зашифровано страшное слово. Смотри. Вот буква «ха», – Кляпнева не спеша обвела ее мелом. – Вот вторая буква «у», – её рука обозначила «у», – Галя остановилась, сделала паузу и медленно добавила: – Получается… ну…
– Хурма! – радостно воскликнула Ира и спросила: – А почему оно страшное?
По внешнему виду и манерам бабушка Иры Богуш сразу определила, что Галя Кляпнева – не лучшая подруга для её внучки. Жила Кляпнева вдвоем с матерью в комнате общей квартиры на первом этаже. Ее мать, грудастая полнокровная женщина с выкрашенными хной ярко-рыжими волосами, работала продавщицей кондитерского отдела в гастрономе через дорогу. Дома ее никогда не было, и Галя большей частью была предоставлена сама себе. Это делало ее самостоятельной и, как ей казалось, почти взрослой. Она умела переходить дорогу, могла сама разогреть еду на плите и, если надо, сходить на базар за картошкой.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.
«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
В новую книгу Эрики Косачевской вошли «Ночь Патриарха» — роман-эссе, давший название книге, автобиографическая повесть «Осколки памяти» и рассказ «Мат», написанный в ироническом духе.
Переписка двух известных писателей Сергея Есина и Семена Резника началась в 2011 году и оборвалась внезапной смертью Сергея Есина в декабре 2017-го. Сергей Николаевич Есин, профессор и многолетний ректор Литературного института им. А. М. Горького, прозаик и литературовед, автор романов «Имитатор», «Гладиатор», «Марбург», «Маркиз», «Твербуль» и многих других художественных произведений, а также знаменитых «Дневников», издававшихся много лет отдельными томами-ежегодниками. Семен Ефимович Резник, писатель и историк, редактор серии ЖЗЛ, а после иммиграции в США — редактор и литературный сотрудник «Голоса Америки» и журнала «Америка», автор более двадцати книг.
Первоначально это произведение было написано автором на немецком языке и издано в 2011 г. в Karl Dietz Verlag, Berlin под заглавием «In der Verbannung. Kindheit und Jugend einer Wolgadeutschen» (В изгнании. Детство и юность немки из Поволжья). Год спустя Л. Герман начала писать эту книгу на русском языке.Безмятежное детство на родине в селе Мариенталь. Затем село Степной Кучук, что на Алтае, которое стало вторым домом. Крайняя бедность, арест отца, которого она никогда больше не видела. Трагические события, тяжелые условия жизни, но юность остается юностью… И счастье пришло.
Остросюжетный роман «Тигр в стоге сена» имеет подзаголовок «Робин Гуд по-советски». Его главный герой – директор крупного предприятия – понимает, что система порочна, и вступает с ней в неравную борьбу.