Английские бунтари - [15]

Следующий день, 13 июня, был праздником тела Христова[22], и повстанцы отмечали его с подобающей торжественностью.

Над алтарем, покрытым белоснежной тканью, развевалось краснокрестное знамя покровителя Лондона св. Георгия; точно такое же было установлено перед алтарем, воздвигнутым на площади у собора. Легкий ветерок колыхал 60 треугольных вымпелов, а над городом все еще висели клубы дыма от пожарищ.

Все собравшиеся на площади преклонили колена, и Джон Болл отслужил торжественную мессу. Затем он прочитал уникальную в своем роде проповедь, суть которой навсегда вошла в историю английской общественной мысли. Причем тему эту он взял не из Святого Писания, а из народной присказки:

Адам пахал, и Ева пряла нити паутин,

А кто же был над ними господин?

По-видимому, эта проповедь стала первым в Европе призывом к равенству всех людей. В достоверности имеющегося у нас текста, конечно, приходится сомневаться, поскольку восстанавливать его приходилось по самым разным источникам, к тому же вышедшим, как правило, из-под пера врагов Джона Болла. Вот как, например, о нем писал Уолсингхэм: «Он пытался доказать… что все люди по своей природе сотворены равными, что деление на слуг и господ произошло против воли Бога, но в результате несправедливого и жестокого угнетения одних людей другими».

А приблизительно через два столетия историк Джон Стоув цитировал одно из высказываний Джона Болла следующим образом: «Если бы Богу были угодны вилланы, он бы с самого начала определил, кому быть рабом, а кому — господином. Таким образом, им (народу. — Прим. перев.) следует понять, что именно сейчас Бог дает им возможность покончить с несправедливой системой крепостничества и насладиться долгожданной свободой»[23].

Затем, по словам того же Стоува, Джон Болл изложил основные задачи восстания — казнить архиепископа, советников короля и судейских, «подобно тому, как поле очищают от сорняков», и на этой основе создать под эгидой короны общество равных, «где все будут обладать равной свободой, знатностью и властью».

По свидетельству летописцев тех времен, их более всего ужаснуло требование Болла о предоставлении всем людям равенства политического, ибо тем самым он посягал на святая святых феодального общества, предлагал разрушить сложную классовую структуру с ее многоступенчатой социальной иерархией и установившимися отношениями. И, уж конечно, Болл не упустил возможности публично развить свою мысль о том, что жизнь народа не улучшится до тех пор, пока «все не станет общим»; возможно, он уже тогда имел в виду какую-то простую форму общего владения землей и ее плодами.

Проповедь прошла с огромным успехом. По словам Уолсингхэма, среди слушавшего ее простого люда неоднократно раздавались приветственные восклицания о том, что мантии архиепископа достоин только Джон Болл, и никто иной. А Стоув раздраженно писал, что Джон Болл «также проповедовал и многие другие безумные мысли».

Современному читателю может показаться довольно странным, что, за исключением нескольких стычек местного значения и упорной обороны замка Рочестер, массовое вооруженное восстание, угрожавшее всему общественному устройству и продолжавшееся уже без малого две недели, практически не встретило организованного сопротивления. Но ведь не следует забывать, что события эти происходили задолго до создания регулярной армии и постоянных полицейских сил. К тому же активный народный протест считался тогда таким же невероятным и противоестественным, как, скажем, бунт лошадей или коров. Да и время восстания было выбрано весьма удачно: королевское войско морем плыло в Португалию, и спешно вернуть его не представлялось возможным, а Джон Гентский со своим отрядом находился в Шотландии — так что реально противостоять восставшему народу было просто некому. Запершись в Вестминстерском Дворце, 14-летний Ричард и члены Королевского совета со страхом смотрели на зарево пожаров, выслушивали доклады и… подальше от опасности уходили в самые дальние покои лондонского Тауэра.

И хотя дворянам не пристало торговаться и договариваться с плебсом, на этот раз знати пришлось ублажить толпу, немного поиграть с ней, чтобы впоследствии, собрав силы, разогнать взбунтовавшийся сброд и заставить его вернуться в свои хлева и амбары.

Прискакавший верхом в Тауэр рыцарь сэр Джон Ньютон имел пристыженный вид, поскольку его против собственной воли вынудили поклясться доставить королю послание от восставшего народа. Когда его ввели к сгоравшему от нетерпения Ричарду, он долго и пространно молил короля простить его за то, что невольно стал посланником столь презираемого им дела.

«Ну, говори же, — возбужденно потребовал юный монарх, — мы заранее прощаем тебя!»

В смущении рыцарь поведал Ричарду и членам совета о том, что повстанцы заверяют короля в их верности короне, что они пришли в Лондон с целью спасти его от злонамеренных советников, прежде всего от архиепископа Сэдбери и Джона Гентского, чье правление принесло народу бесправие и угнетение, а стране — великий позор. Далее они смиренно просили короля выйти к ним без страха и сомнений, дабы иметь возможность лично ознакомиться с желаниями народа и узнать все, что должно знать его королевскому величеству.