Английские бунтари - [17]

И вот они у Лондонского моста, перед мощной сторожевой башней городских ворот: опускная решетка на запоре, у бойниц в готовности застыли вооруженные воины.

Дальше — стальная синева Темзы, подъемный мостик и узкая дорога, с обеих сторон обрамленная небольшими домами. За Темзой — высокая стена, со всех сторон опоясавшая город, многочисленные башни и шпили которого образовывали нечто вроде гигантской диадемы, а над всем этим высился величественный собор св. Павла с его взметнувшейся на 500 футов в небо остроконечной колокольней. В восточной части города была видна резиденция короля — мощная неприступная крепость Тауэр. Ни одна армия мира не смогла бы приступом взять Лондон. Неужели мужественная решимость народа разобьется об эту твердыню? Неужели Хорн был неверно информирован? А может быть, он их просто предал?

Авангардом повстанческого войска был небольшой отряд лучников и копейщиков под предводительством Тайлера. Он остановил их на некотором расстоянии от ворот и пошел дальше один. Ни одна стрела не была выпущена на него со стен башни. Подойдя к воротам, он через задвижное оконце что-то сказал командиру гарнизона ольдермену Сибли, и… вдруг опускная решетка плавно поползла вверх, подъемный мост со скрипом и скрежетом начал опускаться. Сибли вышел из ворот, подошел к Тайлеру, и они обнялись. Лондон отдавал себя во власть восставшего народа! Теперь — через мост и в город. Лондонцы, заполнившие обе стороны узкой улицы, восторженно приветствовали повстанцев, угощая их добрым английским элем и всевозможными яствами: радостные возгласы приветствий слышались из каждого окна. Колонны дошли уже до широкой площади, осененной крестом собора св. Павла, где обычно устраивались сходки и собрания, когда город потрясла новая волна приветственных криков — это в Лондон через открытые для них ворота Олдгейта вступили повстанцы из Эссекса, предводимые Джеком Строу (Соломинкой) и лондонцем Томасом Фаррингдоном.

Как поведут себя повстанцы в Лондоне, став безраздельными хозяевами огромного и богатого города? Ведь в роскошных домах зажиточных купцов и знатных вельмож можно поживиться так, что по крестьянским меркам хватило бы на всю жизнь — да к тому же грабеж захваченного города всегда считался законной наградой армии-победительницы! И тем не менее даже враждебно настроенные по отношению к восставшим летописцы были едины в том, что пребывание повстанцев в Лондоне не сопровождалось ни грабежом, ни насилием, что за все, кроме, конечно, подарков и угощений, они платили положенную плату. Руководители восстания обратились к повстанцам и к горожанам со строгим предупреждением, гласившим, что любой, кто попытается использовать создавшуюся ситуацию в преступных целях, будет немедленно повешен. «Мы — ревнители Истины и Справедливости, — говорилось в обращении, — но не воровства и грабежей».

Однако повстанцы пришли в Лондон не для осмотра его достопримечательностей; вскоре последовал приказ, и вся крестьянская армия разделилась на несколько крупных отрядов. Один из них направился к центру правосудия Темплу, чтобы уничтожить все хранящиеся там записи и документацию, другой — с аналогичной миссией в юридическую корпорацию Линкольнз-инн. Принимать какие-либо меры против ненавистных «чиновников и судейских» не пришлось, поскольку все они заблаговременно попрятались. Часть повстанцев была послана снести тюрьмы Флит и Ньюгейт и освободить заключенных; многие из узников отбывали там наказание за неуплату налогов или нарушение трудового законодательства, хотя, конечно, среди них были и воры и бандиты, которые, оказавшись на свободе, без сомнения, вернулись бы к прежнему ремеслу.

Большой отряд окружил лондонский Тауэр и установил за ним постоянное наблюдение. Повстанцы расположились лагерем на зеленых склонах тауэрского холма, где вскоре задымили бивачные костры. Часть мятежников захватила приорат св. Иоанна в Клеркенвелле, принадлежавший королевскому казначею Роберту Хейлу, более известному в народе под кличкой «Роб-грабитель», и подожгла его. Сам Хейл в это время находился в Тауэре.

Наиболее многочисленный отряд повстанцев отправился сводить счеты с самым ненавистным врагом простого люда — герцогом Джоном Гентским, который на награбленные во Франции (да и в Англии тоже) средства построил себе один из роскошнейших в Европе дворцов. Савой — таково было его официальное название — занимал обширную территорию между районом Стрэнд и Темзой. Одновременно он являлся штаб-квартирой герцога, где хранились счета, книги записей и награбленные им сокровища — драгоценные камни, гобелены, боевые доспехи, роскошные одежды, изысканная мебель и редкое по тем временам богатство — ковры. Не исключено, что во всем королевстве не было иного места, где было бы собрано подобное богатство, и это стало еще одной причиной страстного желания повстанцев предать дворец полному разрушению. И лондонцы с огромным удовольствием им в этом помогли.

Обнаруженную во дворце немногочисленную челядь с миром отпустили на все четыре стороны. Весь отряд серьезнейшим образом предупредили, что разгром дворца я вдается актом правосудия и любая попытка хоть что-либо утаить для себя будет считаться обычным воровством со всеми вытекающими отсюда последствиями. Толпа ринулась во дворец, безжалостно круша и ломая все подряд: драгоценные камни в специально принесенных для этой цели ступах раздробили в сверкающую пыль, все остальное, предварительно порвав и разбив на куски, утопили в реке или приготовили к сожжению. Один из повстанцев попытался спрятать под одеждой несколько небольших серебряных изделий, но был уличен и немедленно повешен. Несколько крестьян забрались в винный погреб и напились там до бесчувствия — никто даже не попытался их спасти, когда дворец превратился в огромный пылающий костер, пожравший их вместе со всем тем, что являлось символом могущества и величия герцога.